РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА (1857-1858).

Сборник 1856 года открыл русским читателям то, что раньше ясно было немногим: в России появился поэт, чье творчество отражает духовный мир новых людей, убежденных демократов и революционеров.

Вот поэтическая миниатюра, созданная Некрасовым в годы, когда в Москве и Петербурге шли ожесточенные споры о пред- стоящей крестьянской реформе:

В столицах шум, гремят витии,

Кипит словесная война,

А там, во глубине России

- Там вековая тишина.

Лишь ветер не дает покою

Вершинам придорожных ив,

Да выгибаются дугою,

Целуясь с матерью-землею,

Колосья бесконечных нив..

1857

Сыновняя любовь к земле-матери, к народной России, сливается здесь с тревогой за ее судьбу.

Цензура усмотрела в стихотворении повод к различным неблаговидным толкам и запретила его печатать. Но цензурные рогатки не могли уже преградить некрасовским стихам путь к читателю: их жадно ждали, переписывали, передавали друзьям, читали на вечерах и сходках...

_{^{1 Публикация - помещение в печати.}}

Так было и со стихотворением Размышления у парадного подъезда, написанным в конце 1857 - начале 1858 года.

На примере этого стихотворения можно видеть, как рождается в лирике Некрасова художественное обобщение.

Напротив квартиры поэта на Литейном проспекте в Петербурге находился дом министра государственных имуществ. Министр ведал, в частности, землями и крестьянами, принадлежавшими правительству. Однажды Некрасов увидел, как дворники и городовой гнали от министерского подъезда крестьян-ходоков. Это было самое заурядное событие из тех, что давно примелькались жителям столицы. Но для поэта, погруженного в неотступные думы о судьбе народной, мимолетная сцена явилась зерном стихотворения.

Размышления у парадного подъезда представляют собой внутреннюю речь поэта, в которой слито воедино все, что он видит, чувствует, думает. Читатель как бы становится рядом с автором стихотворения, смотрит его глазами, заражается его отношением к происходящему.

Мы видим парадный подъезд и в торжественные, и в обычные дни. Его осаждают то раболепствующие чиновники, то курьеры с бумагами, то убогие просители... Этот пышный подъезд становится символом российской государственной системы. Сущность ее нам открывает центральная сцена стихотворения:

Раз я видел, сюда мужики подошли,

Деревенские русские люди,

Помолились на церковь и стали вдали,

Свесив русые головы к груди...

Здесь ощутимо меняются интонации авторской речи. В начале стихотворения звучали презрение (Одержимый холопским недугом...), ирония (Так глубоко довольны собой, Что подумаешь - в том их призванье!), жалость (А иные просители плачут). О крестьянах-пилигримах Некрасов говорит торжественно и скорбно. Мы чувствуем, что это не просто несчастные, которые пришли просить чего-то лично для себя. Деревенские русские люди, как уважительно называет их поэт,- посланцы дальних губерний, ходоки из бескрайней, глубинной крестьянской России.

На взгляд холопа, они некрасивы. Но у читателя возникает совсем иное впечатление: поэт нарисовал трагически прекрасные образы, образы вечных тружеников и страдальцев:

Загорелые лица и руки,

Армячишка худой на плечах,

По котомке на спинах согнутых

Крест на шее и кровь на ногах,

В самодельные лапти обутых.

Эти-то кормильцы и защитники России, ее подлинные хозяева, с точки зрения представителей самодержавной власти,- презренная чернь:

Кто-то крикнул швейцару:

Гони! Наш не любит оборванной черни!

Неизвестно, кто это крикнул - чиновник или лакей, ясно только что все окружение всесильного вельможи пропитано духом чванливого презрения к народу. Мы понимаем, что власть вельможи антинародна по самой своей сути. И держится эта власть лишь благодаря долготерпению и покорности народа:

И пошли они, солнцем палимы,

Повторяя: суди его бог!

Разводя безнадежно руками,

И покуда я видеть их мог,

С непокрытыми шли головами...

Некрасов не высказывает прямого своего отношения к происходящему, но нельзя не почувствовать за этими строками безмерной боли. Ноэт хочет, чтобы читатели вместе с ним пережили ту же муку: видеть, как наглое ничтожество, облеченное государственной властью, издевается над народом и как народ это безропотно терпит! Поэт громко, во всеуслышание говорит то, о чем втайне думали уже многие его современники: всесильный вельможа просто развратник, обжора, игрок, его прославленная жизнь -праздная жизнь паразита:

И сойдешь ты в могилу... герой,

Втихомолку проклятый отчизною,

Возвеличенный громкой хвалой!..

Мысль о бесправии и покорности народа неотделима в стихотворении от другой мысли - о его незаметном, но подлинном величии, о дремлющих в нем неиссякаемых силах. Некрасов называет крестьянина - сеятель наш и хранитель.

Поэт - и вместе с ним читатель - прослеживает весь дальнейший путь ходоков. Вот они в харчевне убогой заливают вином свое горе. Вот они бредут по бесконечным дорогам, питаясь подаянием, и то ли стонут, то ли песню поют, похожую на стон. Перед глазами встает вся Россия с ее полями, степями, дорогами, судами, тюрьмами, рудниками... Крестьянский стон сливается с бурлацкой песней, и вот уже, кажется, стонет вся русская земля:

Где народ, там и стон... Эх, сердечный,

Что же значит твой стон бесконечный?

Ты проснешься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону,

Все, что мог, ты уже совершил,

- Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?

Стихотворение кончается вопросом, на который нет пока ответа. Но такая постановка самого главного, решающего вопроса русской жизни не могла оставить равнодушным человека, в котором жило или могло проснуться патриотическое чувство.

Стихотворение достигло цели: запрещенное цензурой, оно сделалось известным буквально всей России. Его последняя часть стала популярной студенческой песней. Позднее Размышления... напечатал в Колоколе Герцен, сопроводив таким примечанием:

Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить.