ЧЕХОВ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕАТР. ЧАЙКА.

Чехов в течение всей своей писательской жизни, начиная еще с гимназических времен,увлекался драматургией. К. С. Станиславский вспоминал, что Чехов любил театр не только с показной его стороны, но и с изнанки, с каким-то детским удовольствием бывал на сцене и за сценой, среди кулис и театральных машин.

Когда Чехов стал писателем, был еще жив и продолжал борьбу за создание истинно народного театра Островский. Но, чем гуще становилась над Россией тень реакции, тем энергичнее лезли на сцену бойкие драмоделы, способные на любую стряпню. Для театра, говоря словами Островского, наступила пора безвременья и безлюдья. Молодой Чехов иронически говорил об одной модной пьесе: Герои и героини бросаются в пропасти, топятся, стреляются, вешаются, заболевают водобоязнью... Умирают они обыкновенно от таких ужасных болезней, каких нет даже и в самых полных медицинских учебниках.

Шутки и водевили писателя (Медведь Предложение, Свадьба, Юбилей), тесно связанные по манере с юмористическими рассказами, иногда и переделанные из рассказов, были встречены с восторгом. Но драма Чехова Иванов (1887) и комедия Леший (1889) при первом появлении вызвали бурю споров. Большинство читателей, зрителей, критиков их не поняло: принимали и одобряли главным образом привычные драматургические приемы и восставали против всего нового, необычного. Немногие тогда видели, что в этих пьесах молодой драматург шаг за шагом освобождался от сценических штампов.

Работая над комедией Чайка (1896), Чехов признавался в одном из писем: Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены... много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви. Писатель дерзко нарушил привычные драматургические правила. Держать зрителя в напряжении, заставлять его следить за острым развитием сюжета, плакать и смеяться над невероятными ситуациями и не давать опомниться до самого финала - вот что считалось сценичным. И вдруг появляется пьеса, требующая от зрителя внутренней сосредоточенности, внимания к звучанию каждого слова, напряженной работы мысли, умения чувствовать настроение спектакля и постоянное незримое присутствие автора. На сцене - самые обыкновенные люди. Они плачут, удят рыбу, играют в карты, смеются и сердятся, как все...-писал Чехов.

Чайка называлась комедией, и это тоже было необычным, потому что в Чайке смешного не больше, чем бывает в жизни. И как в жизни, радость, любовь, успех достаются героям пьесы очень скупо или вовсе не достаются, жизненные пути их негладки, характеры сложны.

^{_{1 Ситуйция - положение, обстановка, совокупность обстоятельств.}}

Обманутые надежды, несчастная любовь, мысли о зря прожитой жизни - удел почти всех героев пьесы. И все-таки Чайка вызывает впечатление света, возможного, близкого счастья. Это впечатление создает и картина чудесного, колдовского озера, на берегу которого происходит действие, и стремление героев к настоящей жизни, и лирическая интонация, пронизывающая весь спектакль.

Впервые Чайка была поставлена в 1896 году в Петербурге па сцене Александрийского театра. Режиссеру и актерам, талантливым и искусным, но привыкшим к обычному репертуару того времени, пьеса оказалась первоначально не по плечу. Да и срок подготовки спектакля, 9 дней, далеко не достаточный и для пьес привычного репертуара, для Чайки был тем более нереальным. Правда, В. Ф. Комиссаржевская, актриса великого таланта и обаяния, глубоко понимавшая чеховское творчество, блестяще играла Нину Заречную. Но она не могла спасти весь спектакль. К тому же зал наполняла не та публика, на которую рассчитывал Чехов. Чайка ставилась в день бенефиса комической актрисы Левкеевой, и зрители (определенного уровня и запросов) пришли в театр, надеясь весело провести вечер.

Первое представление окончилось грандиозным провалом. Театр дышал злобой, воздух сперся от ненависти, и я - по законам физики - вылетел из Петербурга, как бомба,- писал Чехов вскоре после спектакля. Газеты дружно накинулись на автора. Нашлись журналисты, которые стали отрицать у Чехова какой бы о ни было талант... Однако этот провал означал по существу лишь о, что рождается новая, необычная драматургия.

Чехов нашел в себе достаточно мужества, чтобы шутить над воим провалом, но премьера Чайки обошлась ему очень доро-о: здоровье его резко ухудшилось.

Сила пьесы была, однако, такова, что в том же Александринкой театре второй спектакль был принят по-иному. Антон Пав-ович, голубчик, наша взяла! Успех полный, единодушный, какой олжен был быть и не мог не быть! - писала Чехову Комиссар- евская. Но все-таки в Александрийском театре пьеса не удержа-ась, сборы от спектакля были невелики, и дирекция сняла Чай-:у с репертуара.

Через два года В. И. Немирович-Данченко, только что создавай вместе с К. С. Станиславским Московский Художественный еатр, уговорил Чехова разрешить новую постановку Чайки. Ставить пьесу, уже однажды провалившуюся, было делом риско-анным: и потому, что театр был еще слишком молод и не завое-ал прочного положения, и потому, что новый провал мог тяжело тразиться на состоянии больного Чехова, находившегося тогда в 1лте. Но руководители театра и артисты считали пьесу по духу воей. Театр ставил перед собой ту же задачу, что и драматург: оказать жизнь во всей ее истине, отказавшись от надуманных итуацпй, от декламации, от театральных штампов.

Станиславский рассказывает, что, когда кончился первый акт, занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо при-кались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая ти-нина... Кто-то заплакал... Мы молча двинулись за кулисы. В этот ломент публика разразилась стоном и аплодисментами. Успех )ыл поистине колоссальный, небывалый. Мы сумасшедшие от частья,- телеграфировал Немирович-Данченко Чехову. Коллек-ив театра сумел показать комизм и трагизм пьесы, сделать зри-елей ясновидцами, проникающими во внутренний мир каждого шрсонажа.

Чехов подарил Немировичу-Данченко медальон с надписью: TЫ дал моей Чайке жизнь. Спасибо! Но и Чайка дала жизнь твому театру. Потому-то с тех пор на занавесе и программах это-о прославленного театра зрители видят широко раскинутые срылья летящей чайки - это эмблема театра.