Поиск по сайту:



ПОЗИЦИИ ТОЛСТОГО В 900-Е ГОДЫ Печать

 

ПОЗИЦИИ ТОЛСТОГО В 900-Е ГОДЫ

Между тем время шло и ставило перед Толстым новые и новые задачи, разрешить которые в 900 е годы с позиции своего крестьянско-патриархального мировоззрения Толстой не мог. Он и сам чувствовал это и переживал величайшие мучения. В дневнике его за 1896 г. есть запись: «И опять молюсь, кричу от боли. Запутался, завяз, сам не могу, но ненавижу себя и свою жизнь».

Литературная деятельность его не прекращается и в 900-е годы. В эти годы он не раз ещё заставлял правительство вздрогнуть от его гневных слов (статьи «Рабство нашего времени», «Одумайтесь!», «Неизбежный переворот» и др. ). В 1908 г., в связи с многочисленными казнями периода столыпинской реакции, он бросает в лицо правительству свою резкую статью «Не могу молчать!»

Беспощадная критика капиталистической эксплуатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, отмеченные Лениным у Толстого, таили в себе несомненную опасность для царского правительства. А. С. Суворин, редактор черносотенной газеты «Новое время», оценивая рост влияния Толстого, писал в 1901 г. в своём дневнике: «Два царя у нас: Николай второй и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай второй ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой, несомненно, колеблет трон Николая и его династии».

Правительство с тревогой следит за деятельностью великого писателя, но применять к нему суровые репрессии не решается.

В 80-х и в начале 90-х годов применить эти репрессии правительство так и не решилось. Когда Александру III советовали привлечь Толстого к ответственности, он заявил: «Я вовсе не намерен делать из него мученика и тем обратить на себя всеобщее негодование». А один жандармский генерал разъяснял самому Толстому, что «слава его слишком велика, чтобы русские тюрьмы могли её вместить». Мировая слава Толстого и опасение опорочить себя во мнении культурных стран останавливают на грани полумер и правительство Николая II. Одной из таких полумер было отлучение Толстого от церкви, проведённое синодом (высшим церковным учреждением России) в 1901 г. На основании этого постановления во всех церквах России ежегодно в одно из воскресений духовенство торжественно провозглашало «анафему» «еретику и богоотступнику» графу Толстому. Постановление это, впрочем, не достигло своей цели, так как способствовало ещё большей популяризации идей и имени Толстого.

По поводу этого отлучения Ленин писал: «Святейший синод отлучил Толстого от церкви... Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейские погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 296).

В 1908 г. весь культурный мир отметил юбилей 80-летия Толстого. В. И. Ленин откликнулся на этот юбилей статьёй: «ЛеВ Толстой, как зеркало русской революции».

Толстой прожил после этого юбилея только два года. В душе его давно уже созревала трагедия от сознания того, что идеал жизни, который он проповедовал, не осуществлён им до конца. Он, страстно призывавший людей к опрощению и отказу от всяких жизненных привилегий, всё-таки продолжал жить в кругу привилегированного общества, рядом с семьёй, которая жила в обстановке буржуазной культуры, и это невыносимо удручало его. В 1897 г. Толстой пишет: «Жизнь, окружающая меня, становится всё безумнее и безумнее: еда, наряды, игра всякого рода, суета, шутки, швырянье денег, живя среди нищеты и угнетения, и больше ничего. И остановить это, облегчить, усовестить нет никакой возможности... И мне ужасно, ужасно тяжело-Зачем не дали мне хоть перед смертью пожить хоть год, хотя месяц свойственной мне жизнью, вне той лжи, в которой я не только живу, но участвую и утопаю...». То же настроение отражается и в дневнике Толстого. В 1907 г. он записывает: «Всё больше и больше, почти физически, страдаю от неравенства, богатства, излишества нашей жизни среди нищеты и не могу уменьшить это неравенство. В этом тайный трагизм моей жизни».

Всё чаще и настойчивее в душе великого писателя появляется мысль об уходе от семьи, о бегстве из привилегированного общества. Ему кажется, что условия жизни странника будут для него легче его «дикой жизни» в семье и что где-нибудь на юге России, в обстановке крестьянского быта, или даже в зарубежной Болгарии он скорее осуществит свой идеал простой, свободной жизни. Решение это, наконец, созрело.





 

Добавить комментарий

ПРАВИЛА КОММЕНТИРОВАНИЯ:
» Все предложения начинать с заглавной буквы;
» Нормальным русским языком, без сленгов и других выражений;
» Не менее 30 символов без учета смайликов.