Поиск по сайту:



МАЙКОВ А. Н. МАЙКОВ А. Н. ЛИРИКА СТИХОТВОРЕНИЯ
МАЙКОВ А. Н. ЛИРИКА СТИХОТВОРЕНИЯ Печать

МАЙКОВ А. Н. ЛИРИКА СТИХОТВОРЕНИЯ

 

ОКТАВА

Гармонии стиха божественные тайны

Не думай разгадать по книгам мудрецов:

У брега сонных вод, один бродя, случайно,

Прислушайся душой к шептанью тростников,

Дубравы говору; их звук необычайный

Прочувствуй и п

 

ЛИРИКА

В АНТОЛОГИЧЕСКОМ РОДЕ ойми... В созвучии стихов

Невольно с уст твоих размерные октавы

Польются, звучные, как музыка дубравы.

1841

 

РАЗДУМЬЕ

Блажен, кто под крылом своих домашних лар

Ведет спокойно век! Ему обильный дар

Прольют все боги: луг его заблещет; нивы

Церера озлатит; акации, оливы

Ветвями дом его обнимут; над прудом

Пирамидальные, стоящие венцом,

Густые тополи взойдут и засребрятся,

И лозы каждый год под осень отягчатся

Кистями сочными: их Вакх благословит...

Не грозен для него светильник эвменид:

Без страха будет ждать он ужасов эреба;

А здесь рука его на жертвенники неба

Повергнет не дрожа плоды, янтарный мед,

Их роз гирляндами и миртом обовьет...

Но я бы не желал сей жизни без волненья:

Мне тягостно ее размерное теченье.

Я втайне бы страдал и жаждал бы порой

И бури, и тревог, и воли дорогой,

Чтоб дух мой крепнуть мог в борении мятежном

И, крылья распустив, орлом широкобежным,

При общем ужасе, над льдами гор витать,

На бездну упадать и в небе утопать,

1841

 

СОН

Когда ложится тень прозрачными клубами

На нивы желтые, покрытые скирдами.

На синие леса, на влажный злак лугов;

Когда над озером белеет столп паров

И в редком тростнике, медлительно качаясь,

Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь, -

Иду я под родной соломенный свой кров,

Раскинутый в тени акаций и дубов;

И там, в урочный час, с улыбкой уст приветных,

В венце дрожащих звезд и маков темноцветных,

С таинственных высот, воздушною стезей,

Богиня мирная, являясь предо мной,

Сияньем палевым главу мне обливает

И очи тихою рукою закрывает,

И, кудри подобрав, главой склонясь ко мне,

Лобзает мне уста и очи в тишине.

1839

 

* * *

Вхожу с смущением в забытые палаты,

Блестящий некогда, но ныне сном объятый

Приют державных дум и царственных забав.

Всё пусто. Времени губительный устав

Во всем величии здесь блещет: всё мертвеет!

В аркадах мраморных молчанье цепенеет;

Вкруг гордых колоннад с старинною резьбой

Ель пышно разрослась, и в зелени густой,

Под сенью древних лип и золотых акаций,

Белеют кое-где статуи нимф и граций.

Гремевший водомет из пасти медных львов

Замолк; широкий лист висит с нагих столбов,

Качаясь по ветру... О, где в аллеях спящих

Красавиц легкий рой, звон колесниц блестящих?

Не слышно уж литавр бряцанья; пирный звук

Умолк, и стих давно оружья бранный стук;

Но мир, волшебный сон в забытые чертоги

Вселились, - новые, неведомые боги!

10 апреля 1840

Ораниенбаум

КАРТИНА ВЕЧЕРА

Люблю я берег сей пустынный,

Когда с зарею лоно вод

Его, ласкаясь, обоймет

Дугой излучистой и длинной.

Там в мелководье, по песку,

Стада спустилися лениво;

Там темные сады в реку

Глядятся зеленью стыдливой;

Там ива на воды легла,

На вервях мачта там уснула,

И в глади водного стекла

Их отраженье потонуло.

1838

Санкт-Петербург

ВОСПОМИНАНИЕ

В забытой тетради забытое слово!

Я всё прожитое в нем вижу опять;

Но странно, неловко и мило мне снова

Во образе прежнем себя узнавать...

Так путник приходит чрез многие годы

Под кровли отеческой мирные своды.

Забор его дома травою оброс,

И привязи псов у крыльца позабыты;

Крапива в саду прорастает меж роз,

И ласточек гнезда над окнами свиты;

Но всё в тишине ему кажется вкруг -

Что жив еще встарь обитавший здесь дух.

7 июня 1838

Ораниенбаум

 

ГЕЗИОД

Во дни минувшие, дни радости блаженной,

Лились млеко и мед с божественных холмов

К долинам бархатным Аонии священной

И силой дивною, как нектаром богов,

Питали гения младенческие силы;

И нимфы юные, толпою легкокрылой,

Покинув Геликон, при блеске звезд златых,

Руками соплетясь у мирной колыбели,

Венчанной розами, плясали вкруг и пели,

Амброзией дитя поили и в густых

Дубравах, где шумят из урн каскада воды,

Лелеяли его младенческие годы...

И рано лирою певец овладевал:

И лес и водопад пред нею умолкал,

Наяды, всплыв из волн, внимали ей стыдливо,

И львы к стопам певца златой склонялись гривой.

1839

ЭХО И МОЛЧАНИЕ

Осень срывала поблекшие листья

С бледных деревьев, ручей покрывала

Тонкою слюдой блестящего льда...

Грустный, блуждая в лесу обнаженном,

В чаще глубокой под дубом и елью

Мирно уснувших двух нимф я увидел.

Ветер играл их густыми власами,

Веял, клубил их зеленые ризы,

Нежно их жаркие лица лобзая.

Вдруг за горами послышался топот,

Лаянье псов и охотничьи роги.

Нимфы проснулись: одна за кустами,

Шумом испугана, в чащу сокрылась,

Робко дыханье тая; а другая,

С хохотом резким, с пригорка к пригорку,

С холма на холм, из лощины в лощину

Быстро кидалась, и вот, за горами,

Тише и тише... исчезла... Но долго

По лесу голос ее повторялся.

1840

 

* * *

Я в гроте ждал тебя в урочный час.

Но день померк; главой качаясь сонной,

Заснули тополи, умолкли гальционы:

Напрасно!.. Месяц встал, сребрился и угас;

Редела ночь; любовница Кефала,

Облокотясь на рдяные врата

Младого дня, из кос своих роняла

Златые зерна перлов и опала

На синие долины и леса, -

Ты не являлась...

1840-1841

ПУСТЫННИКУ

Дай нам, пустынник, дубовые чаши и кружки,

Утварь, которую режешь ты сам на досуге;

Ставь перед нами из глины кувшины простые

С влагой студеной, почерпнутой в полдень палящий

В этом ручье, что так звонко меж камнями льется,

В мраке прохладном, под сенью дуплистыя липы!

Вкусим, усталые, сочных плодов и кореньев;

Вспомним, как в первые веки отшельники жили,

Тело свое изнуряя постом и молитвой;

И, в размышлениях строгих и важных,

Шутку порой перекинем мирскую.

<1840>

 

ПРИЗЫВ

Уж утра свежее дыханье

В окно прохладой веет мне.

На озаренное созданье

Смотрю в волшебной тишине:

На главах смоляного бора,

Вдаля лежащего венцом,

Восток пурпуровым ковром

Зажгла стыдливая Аврора;

И, с блеском алым на водах,

Между рядами черных елей,

Залив почиет в берегах,

Как спит младенец в колыбели;

А там, вкруг холма, где шумит

По ветру мельница крылами,

Ручей алмазными водами

Вкруг яркой озими бежит...

Как темен свод дерев ветвистых!

Как зелен бархат луговой!

Как сладок дух от сосн смолистых

И от черемухи младой!

О други! в поле! Силой дивной

Мне утро грудь животворит...

Чу! в роще голос заунывный

Весенней иволги гремит!

1838

Ораниенбаум

 

ПРИАПУ

Сад я разбил; там, под сенью развесистых буков,

В мраке прохладном, стат_у_ю воздвиг я Приапу.

Он, возделатель мирный садов, охранитель

Гротов и рощ, и цветов, и орудий садовых,

Юным деревьям даст силу расти, увенчает

Листьем душистым, плодом сладкосочным обвесит.

Подле статуи, из грота, шумя упадает

Ключ светловодный; его осеняют ветвями

Дубы; на них свои гнезда дрозды укрепляют...

Будь благосклонен, хранитель пустынного сада!

Ты, увенч_а_нный венком из лозы виноградной,

Пл_ю_ща и желтых колосьев! пролей свою благость

Щедрой рукою на эти орудья простые,

Заступ садовый, и серп полукруглый, и соху,

И нагруженные туго плодами корзины,

1840

Каболовка

 

* * *

На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой,

Покрытом кустарником ветхим и зеленью сосен,

Печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил

Погибшего сына. Его возлелеяло море,

Оно же его и прияло в широкое лоно,

И на берег бережно вынесло мертвое тело.

Оплакавши сына, отец под развесистой ивой

Могилу ему ископал и, накрыв ее камнем,

Плетеную вершу из ивы над нею повесил -

Угрюмой их бедности памятник скудный!

1840

 

* * *

Всё думу тайную в душе моей питает:

Леса пустынные, где сумрак обитает,

И грот таинственный, откуда струйка вод

Меж камней падает, звенит и брызги бьет,

То прыгает змеей, то нитью из алмаза

Журчит между корней раскидистого вяза,

Потом, преграду пней и камней раздробив,

Бежит средь длинных трав, под сенью темных ив,

Разрозненных в корнях, но сплетшихся ветвями...

Я вижу, кажется, в чаще, поросшей мхом,

Дриад, увенчанных дубовыми листами,

Над урной старика с осоковым венком,

Сильвана с фавнами, плетущего корзины,

И Пана кроткого, который у ключа

Гирлянды вешает из роз и из плюща

У входа тайного в свой грот темнопустынный.

Январь 1840

 

* * *

(Из Андрея Шенье)

Я был еще дитя - она уже прекрасна...

Как часто, помню я, с своей улыбкой ясной,

Она меня звала! Играя с ней, резвясь,

Младенческой рукой запутывал не раз

Я локоны ее. Персты мои скользили

По груди, по челу, меж пышных роз и лилий...

Но чаще посреди поклонников своих

Надменная меня ласкала, а на них

Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно,

Дарила поцелуй, с насмешливостью тайной,

Устами алыми младенческим устам.

Завидуя в тиши божественным дарам,

Шептали юноши, сгорая в неге страстной:

"О, сколько милых ласк потеряно напрасно!"

1840

Каболовка

 

ОВИДИЙ

Один, я погребен пустыней снеговою.

Здесь всем моих стихов гармония чужда,

И некому над ней задуматься порою,

Ей нет ни в чьей душе отзыва и следа.

Зачем же я пою? Зачем же я слагаю

Слова в размерный стих на языке родном?

Кто будет их читать и чувствовать?.. О, знаю,

Их ветер разнесет на береге пустом!

Лишь эхо повторит мои мечты и муки!..

Но всё мне сладостно обманывать себя:

Я жажду услыхать страны родимой звуки,

Свои элегии читаю громко я,

И думаю (дитя!), что это голос друга,

Что я в кругу друзей... зову их имена, -

И вот - мне кажется, что дымная лачуга

Присутствием гостей невидимых полна.

Январь 1841

ИСКУССТВО

Срезал себе я тростник у прибережья шумного моря.

Нем, он забытый лежал в моей хижине бедной.

Раз увидал его старец прохожий, к ночлегу

В хижину к нам завернувший. (Он был непонятен,

Чуден на нашей глухой стороне.) Он обрезал

Ствол и отверстий наделал, к устам приложил их,

И оживленный тростник вдруг исполнился звуком

Чудным, каким оживлялся порою у моря,

Если внезапно зефир, зарябив его воды,

Трости коснется и звуком наполнит поморье.

1841

 

* * *

Муза, богиня Олимпа, вручила две звучные флейты

Рощ покровителю Пану и светлому Фебу.

Феб прикоснулся к божественной флейте, и чудный

Звук полился из безжизненной трости. Внимали

Вкруг присмиревшие воды, не смея журчаньем

Песни тревожить, и ветер заснул между листьев

Древних дубов, и заплакали, тронуты звуком,

Травы, цветы и деревья; стыдливые нимфы

Слушали, робко толпясь меж сильванов и фавнов.

Кончил певец и помчался на огненных конях,

В пурпуре алой зари, на златой колеснице.

Бедный лесов покровитель напрасно старался припомнить

Чудные звуки и их воскресить своей флейтой:

Грустный, он трели выводит, но трели земные!..

Горький безумец! ты думаешь, небо не трудно

Здесь воскресить на земле? Посмотри: улыбаясь,

С взглядом насмешливым слушают нимфы и фавны,

Февраль 1841

 

ВАКХАНКА

Тимпан и звуки флейт и плески вакханалий

Молчанье дальних гор и рощей потрясали.

Движеньем утомлен, я скрылся в мрак дерев;

А там, раскинувшись на мягкий бархат мхов,

У грота темного, вакханка молодая

Покоилась, к руке склонясь, полунагая.

По жаркому лицу, по мраморной груди

Луч солнца, тень листов скользили, трепетали;

С аканфом и плющом власы ее спадали

На кожу тигрову, как резвые струи;

Там тирс изломанный, там чаша золотая...

Как дышит виноград на персях у нея,

Как алые уста, улыбкою играя,

Лепечут, полные томленья и огня!

Как тихо всё вокруг! лишь слышны из-за дали

Тимпан и звуки флейт и плески вакханалий...

Март 1841

ГОРНЫЙ КЛЮЧ

Откуда ты, о ключ подгорный,

Катишь звенящие струи?

Кто вызвал вас из бездны черной,

Вы, слезы чистые земли?

На горных главах луч палящий

Кору ль льдяную растопил?

Земли ль из сердца ключ шипящий

Истоки тайные пробил?

Откуда б ни был ты, но сладко

В твоих сверкающих зыбях

Дремать наяде иль украдкой

Свой лик купать в твоих водах;

Отрадно пастырям долины

У вод твоих в свой рог играть

И девам звонкие кувшины

В студеной влаге погружать.

Таков и ты, о стих поэта!

Откуда ты? и для кого?

Тебя кто вызвал в бездну света?

Кого ты ищешь средь него?

То тайно всем; но всем отрадно

Твоей гармонии внимать,

Любить твой строй, твой лепет складный,

В тебе усладу почерпать.

Февраль 1641

 

ЭПИТАФИЯ

Здесь, в долине скорби, в мирную обитель

Нас земля приемлет:

Мира бедный житель отдохнуть приляжет

На груди родимой.

Скоро мох покроет надпись на гробнице

И сотрется имя;

Но для тех бессильно времени крушенье,

Чье воспоминанье

Погрузит в раздумье и из сердца слезы

Сладкие исторгнет.

1841

МЫСЛЬ ПОЭТА

О мысль поэта! ты вольна,

Как песня вольной гальционы!

В тебе самой твои законы,

Сама собою ты стройна!

Кто скажет молнии: браздами

Не раздирай ночную мглу?

Кто скажет горному орлу:

Ты не ширяй под небесами,

На солнце гордо не смотри

И не плещи морей водами

Своими черными крылами

При блеске розовой зари?

1839

Санкт-Петербург

 

ВАКХ

В том гроте сумрачном, покрытом виноградом,

Сын Зевса был вручен элидским ореадам.

Сокрытый от людей, сокрытый от богов,

Он рос под говор вод и шелест тростников.

Лишь мирный бог лесов над тихой колыбелью

Младенца услаждал волшебною свирелью...

Какой отрадою, средь сладостных забот,

Он нимфам был! Глухой внезапно ожил грот.

Там, кожей барсовой одетый, как в порфиру,

С тимпаном, с тирсом он являлся божеством.

То в играх хмелем и плющом

Опутывал рога, при смехе нимф, сатиру,

То гроздия срывал с изгибистой лозы,

Их связывал в венок, венчал свои власы,

Иль нектар выжимал, смеясь, своей ручонкой

Из золотых кистей над чашей среброзвонкой,

И тешился, когда струей ему в глаза

Из ягод брызнет сок, прозрачный, как слеза.

1840

ЗИМНЕЕ УТРО

Морозит. Снег хрустит. Туманы над полями.

Из хижин ранний дым разносится клубами

В янтарном зареве пылающих небес.

В раздумий глядит на обнаженный лес,

На домы, крытые ковром младого снега,

На зеркало реки, застынувшей у брега,

Светила дневного кровавое ядро.

Отливом пурпурным блестит снегов сребро;

Иглистым инеем, как будто пухом белым,

Унизана кора по ветвям помертвелым.

Люблю я сквозь стекла блистательный узор

Картиной новою увеселять свой взор;

Люблю в тиши смотреть, как раннею порою

Деревня весело встречается с зимою:

Там по льду гладкому и скользкому реки

Свистят и искрятся визгливые коньки;

На лыжах зверолов спешит к лесам дремучим;

Там в хижине рыбак пред пламенем трескучим

Сухого хвороста худую сеть чинит,

И сладостно ему воспомнить прежний быт,

Взирая на стекло окованной пучины, -

Про зори утренни и клики лебедины,

Про бури ярые н волн мятежный взрыв,

И свой хранительный под ивами залив,

И про счастливый лов в часы безмолвной ночи,

Когда лишь месяца задумчивые очи

Проглянут, озлатят пучины спящей гладь

И светят рыбаку свой невод подымать.

1839

Санкт-Петербург

 

ДУМА

Жизнь без тревог - прекрасный, светлый день;

Тревожная - весны младыя грозы.

Там - солнца луч, и в зной оливы сень,

А здесь - и гром, и молния, и слезы...

О! дайте мне весь блеск весенних гроз

И горечь слез и сладость слез!

Март 1841

 

СОМНЕНИЕ

Пусть говорят: поэзия - мечта,

Горячки сердца бред ничтожный,

Что мир ее есть мир пустой и ложный,

И бледный вымысл - красота;

Пусть нет для мореходцев дальных

Сирен опасных, нет дриад

В лесах густых, в ручьях кристальных

Золотовласых нет наяд;

Пусть Зевс из длани не низводит

Разящей молнии поток

И на ночь Гелиос не сходит

К Фетиде в пурпурный чертог;

Пусть так! Но в полдень листьев шепот

Так полон тайны, шум ручья

Так сладкозвучен, моря ропот

Глубокомыслен, солнце дня

С такой любовию приемлет

Пучина моря, лунный лик

Так сокровен, что сердце внемлет

Во всем таинственный язык;

И ты невольно сим явленьям

Даруешь жизни красоты,

И этим милым заблужденьям

И веришь и не веришь ты!

1839

 

ПЛЮЩ

Зачем, о плющ, лозой своей

Гробницы мрамор повиваешь

И прахом тлеющих костей

Свой корень темный ты питаешь?

Не лучше ль там, у звонких струй,

У грота, подле водопада,

Где тайно юноше наяда

Дарит свой влажный поцелуй,

Тебе гранитовый осколок

Кудрявой зеленью убрать,

Или над ними брачный полог

Прозрачных листьев разостлать?

"Прекрасны звук речей нескромных,

Свиданья тайные в тени;

Но мне милей на листьях темных

Слеза прощальная любви:

Прияв на зелень молодую,

Ее как жемчуг я храню;

Объемля урну гробовую,

Я всем забытое люблю!"

1839

ПРОЩАНИЕ С ДЕРЕВНЕЙ

О други! прежде чем покинем мирный кров,

Где тихо протекли дни нашего безделья

Вдали от шумного движенья городов,

Их скуки злой, их ложного веселья,

Последний кинем взгляд с прощальною слезой

На бывший наш эдем!.. Вот домик наш укромной:

Пусть век благой пенат хранит его покой

И грустная сосна объемлет ветвью темной!

Вот лес, где часто мы внимали шум листов,

Когда сквозит меж них луч солнца раскаленной...

Склонитесь надо мной с любовью вожделенной,

О ветви мирные таинственных дубров!

Шуми, мой светлый ключ, из урны подземельной

Шуми, напомни мне игривою струей

Мечты, настроены под сладкий говор твой,

Унывно-сладкие, как песни колыбельны!..

А там, - там, на конце аллеи лип и ив,

Колодезь меж дерев, где часто, ночью звездной,

Звенящий свой кувшин глубоко опустив,

Дочь поля и лесов, склонясь над темной бездной,

С улыбкой образ свой встречала на водах

И любовалась им, и тайно помышляла

О стройном юноше, - а небо обвивало

Звездами лик ее на зыблемых струях.

1841

 

СВИРЕЛЬ

Вот тростник сухой и звонкой...

Добрый Пан! перевяжи

Осторожно нитью тонкой

И в свирель его сложи!

Поделись со мной искусством

Трели в ней перебирать,

Оживлять их мыслью, чувством,

Понижать и повышать,

Чтоб мне в зной полдня златого

Рощи, горы усыпить

И из волн ручья лесного

В грот наяду приманить.

21 апреля 1840

 

* * *

Я знаю, отчего у этих берегов

Раздумье тайное объемлет дух пловцов:

Там нимфа грустная с распущенной косою,

Полузакрытая певучей осокою,

Порою песнь поет про шелк своих власов,

Лазурь заплаканных очей, жемчуг зубов

И сердце, полное любви неразделенной.

Проедет ли челнок-пловец обвороженный,

Ее заслушавшись, перестает грести;

Замолкнет ли она - но долго на пути

Ему всё чудятся напевы над водою

И нимфа в камышах, с распущенной косою.

1841

 

ГОРЫ

Люблю я горные вершины.

Среди небесной пустоты

Горят их странные руины,

Как недоконченны мечты

И думы Зодчего природы.

Там недосозданные своды,

Там великана голова

И неизваянное тело,

Там пасть разинутая льва,

Там профиль девы онемелый...

1841

 

ДИОНЕЯ

Право, завидно смотреть нам, как любит тебя Дионея.

Если ты в цирке на бон гладиаторов смотришь, иль внемлешь

Мудрым урокам в лицее, иль учишься мчаться на конях, -

Плачет, ни слова не скажет! Когда же в пыли ты вернешься, -

Вдруг оживет, и соскочит, и кинется с воплем,

Крепче, чем плющ вкруг колонны, тебя обвивает руками;

Слезы на длинных ресницах, в устах поцелуй и улыбка.

1840

НА ПАМЯТНИКЕ

Он рано уж умел перебирать искусно

Свирели скважины; то весело, то грустно

Звучала трель его; он пел про плеск ручья,

Помоной щедрою убранные поля,

Про ласки юных дев, и сумрачные гроты,

И возраста любви тревожные заботы.

<1841>

 

* * *

Дитя мое, уж нет благословенных дней,

Поры душистых лип, сирени и лилей;

Не свищут соловьи, и иволги не слышно...

Уж полно! не плести тебе гирлянды пышной

И незабудками головки не венчать;

По утренней росе уж зорек не встречать,

И поздно вечером уже не любоваться,

Как легкие пары над озером клубятся

И звезды смотрятся сквозь них в его стекле.

Не вереск, не цветы пестреют по скале,

А мох в расселинах пушится ранним снегом.

А ты, мой друг, всё та ж: резва, мила... Люблю,

Как, разгоревшися и утомившись бегом,

Ты, вея холодом, врываешься в мою

Глухую хижину, стряхаешь кудри снежны,

Хохочешь и меня целуешь звонко, нежно!

1841

 

* * *

Пусть полудикие скифы, с глазами, налитыми кровью,

Бьются, безумные, кубками пьяного пира, -

Други! оставимте им, дикарям кровожадным, обычай

Сладкие Вакховы вина румянить пирующих кровью...

Бранные копья средь кубков и факелов пира!..

Где мы, скажите?.. Какое безумство: веселье - и битва!

Полноте спорить! умолкните, други! вражду утопите

В чашах, у коих, чем более пьете, всё глубже и глубже

Кажется звонкое дно. Возлежите и пейте смиренно,

На руку мудрые головы важно и тяжко уставив.

1841

 

ЧЕРЕП

Глухо мой заступ, о череп ударясь, звенит. Замогильный

Гость, выходи-ко! Вокруг тебя панцирь, перчатки и бердыш -

Пусть истлевают! Тебя ж отлучу я, о череп, от тлена!

Ты не услышишь ни кликов воинских, ни бранных ударов.

Мирно лежи у подножия лиры эллинской и миртом

Вечнозеленой Эллады венчайся, порой наполняясь

Гулким ответом на струны ее, потрясенные ветром.

Так же не в вечных ли миртах, не в звуках ли горних гармоний

Прежний хозяин твой, дух, утопает теперь?..

1840

 

ПОЭЗИЯ

Люби, люби камея, кури им фимиам!

Лишь ими жизнь красна, лишь ими милы нам

Панорма небеса, Фетиды блеск неверный,

И виноградники богатого Фалерна,

И розы Пестума, и в раскаленный день

Бландузия кристалл, и мир его прохлады,

И Рима древнего священные громады,

И утром ранний дым сабинских деревень.

13 апреля 1840

 

БАРЕЛЬЕФ

Вот безжизненный отрубок

Серебра: стопи его

И вместительный мне кубок

Слей искусно из него.

Ни кипридиных голубок,

Ни медведиц, ни плеяд

Не лепи по стенкам длинным.

Отчекань: в саду пустынном,

Между лоз, толпы менад,

Выжимающих созрелый,

Налитой и пожелтелый

С пышной ветки виноград;

Вкруг сидят умно и чинно

Дети возле бочки винной;

Фавны с хмелем на челе;

Вакх под тигровою кожей

И Силен румянорожий

На споткнувшемся осле.

Октябрь 1842

 

Е. П. М.

Люблю я целый день провесть меж гор и скал.

Не думай, чтобы я в то время размышлял

О благости небес, величии природы

И, под гармонию ее, я строил стих.

Рассеянно гляжу на дремлющие воды

Лесного озера и верхи сосн густых,

Обрывы желтые в молчаньи их угрюмом;

Без мысли и ленив, смотрю я, как с полей

Станицы тянутся гусей и журавлей

И утки дикие ныряют в воду с шумом;

Бессмысленно гляжу я в зыблемых струях

На удочку, забыв о прозе и стихах...

Но после, далеко от милых сих явлений,

В ночи, я чувствую, передо мной встают

Виденья милые, пестреют и живут,

И движутся, и я приветствую их тени,

И узнаю леса и дальних гор ступени,

И озеро... Тогда я слышу, как кипит

Во мне святой восторг, как кровь во мне горит,

Как стих слагается и прозябают мысли...

1841

ПОДРАЖАНИЯ ДРЕВНИМ

 

Сафо

 

* * *

Зачем венком из листьев лавра

Себе чело я обвила

И лиру миртом убрала?..

Так! мне оракул Эпидавра

Предрек недаром чашу мук:

Ты мне неверен, милый друг!

Ты очарован новой страстью

У ног красавицы другой.

Но овладеть она тобой,

Скажи, какой умела властью?

Ничто, ни мысль, ни чувство, в ней

Границ холодных не преступит:

Она бессмысленных очей

Не озарит огнем страстей

И вдруг стыдливо не потупит;

Не может локонов убрать

Небрежно, но уловкой тайной,

Ни по плечам как бы случайно

Широко ризы разметать.

1841

 

* * *

Звезда божественной Киприды!

Люблю я ранний твой восход

В часы, как ночь своей хламидой

Восток туманный обовьет.

Твоя блестящая лампада

Трапезы наши золотит,

Где Вакх, в венце из винограда

И тигра кожею покрыт,

С кипящей чашей председает.

Ты мир вселяешь средь дубров,

Где нимфа робко пробегает,

За ней влюбленный бог лесов.

Твой луч дрожащий вызывает

Гимн Филомелы над ручьем.

Милей в сиянии твоем

Любви мечтательность и нежность,

И взором отраженный взор,

Одежды легкая небрежность

И полускромный разговор.

1841

 

Анакреон

 

* * *

Пусть гордится старый дед

Внуков резвою семьею,

Витязь - пленников толпою

И трофеями побед;

Красота морей зыбучих -

Паруса судов летучих;

Честь народов - мудрый круг

Патриархов в блеске власти;

Для меня ж милей, мой друг,

В пору бури и ненастий

В теплой хижине очаг,

Пня дубового отрубок

Да в руках тяжелый кубок,

В кубке хмель и хмель в речах.

1843

Проперций

 

ТУЛЛУ

Ты счастлив, Тулл, сидя безмолвно

Под сельским портиком своим

За чашей греческою, полной

Лесбийским соком золотым.

Ты взором следуешь спокойно

За бегом лодок по реке,

Пловцов внимая песни стройной,

Ловя их парус вдалеке

Или любуясь важным ходом

Влекомых вервями судов,

И на приветствия пловцов

Главой киваешь мимоходом.

Но, друг мой, Пафоса жрецу,

Мне не вкусить тех наслаждений!

Зато, когда на ложе лени,

Склонясь ко мне, лицом к лицу,

Задремлет Цинтия; когда я

В ее запутаю власах

Свои персты, в тиши внимая

Сквозь сонный лепет на устах

И ей любуясь, - что Пактолы

Златая россыпь для меня,

Всемирный скиптр, венец тяжелый

И бармы пышные царя!

1841

 

ЦИНТИИ

О Цинтия! вдали от друга своего,

Когда взираешь ты на волны голубые.

Обнявшие брега Неаполя златые,

И пальмы, и холмы, и портики его,

Ко мне ль летят твои игривые мечтанья?

Меня ли ищет взор на этих челноках,

Мелькающих вдали на белых парусах?

Всё та же ль ты, как в час последнего свиданья?

Быть может... страшная мечта!.. перед тобой

Иной на гимн любви кифары строй наладил...

Ты улыбаешься... а дерзкою рукой

Он имя Цинтии в стихах моих изгладил...

Быть может, на брегу зелено-теплых вод,

Под тенью маслины, густым плющом увитой,

Доверчиво ему внимаешь ты - и вот

Моя любовь и я - тобою всё забыто!..

Прочь! прочь, коварный сон! рассейся ты как дым!

Иль лучше ты яви мне Цинтию младую,

Как бродит, грустная, над озером лесным

И, в легком челноке, равнину водяную

Браздя веслом, собой любуется в водах,

Теряя розаны в взволнованных струях;

Иль в полдень у ручья, за рощею зеленой,

Одежды сбросивши на бархат луговой,

Спускается в ручей робеющей ногой,

Невольным визгом вдруг долину оглашает

И, воды расплеснув, как лебедь выплывает.

1841

 

Гораций

 

* * *

Скажи мне: чей челнок к скале сей приплывает?

Кто этот юноша, в венке из алых роз,

Укрыв свой челн в кустах, взбегает на утес

И в гроте на скале тебя он обнимает?..

Как счастлив он!.. Любовь в очах его горит!..

Но он, неопытный, не знает, как неверно

То море! как оно обманчиво блестит,

Подобно женщине, темно и лицемерно!

Твоя златая речь - крыло его ладьи.

Он думает найти любовь и наслажденье,

Но, боже мой! он бурь не слышит приближенья,

Свирепых моря бурь и страшных бурь любви!

Но мне уж этих гроз не страшно дуновенье:

Я вышел на берег, во храм, богам своим

Гирлянды возложил на жертвенник спасенья

И ризы влажные развесил перед ним.

1841

 

* * *

Легче лани юной ты

Убегаешь предо мною.

Залепечут ли листы,

Ветерок ли над водою

Пробежит, иди в кустах

Слышен ящерицы шорох -

Уж ее объемлет страх,

Гнутся ноги, огнь во взорах.

Но я жду, что на бегу

Ты оглянешься к врагу,

И замедлишь шаг, и рядом

Вдруг очутишься со мной,

Страх забыв, потупясь взглядом,

Мне внимая всей душой!

1841

 

Марциал

 

* * *

Если ты хочешь прожить безмятежно, безбурно,

Горечи жизни не зная, до старости поздней, -

Друга себе не ищи и ничьим не зови себя другом:

Меньше ты радостей вкусишь, меньше и горя!

1842

 

Овидий

ПОСЛАНИЕ С ПОНТА

Здорово, добрый друг! здорово, консул новый!

Я знаю, - в пурпуре, и с консульским жезлом,

И в сонме ликторов, покинул ты свой дом

И в храм Юпитера течешь теперь, готовый

Пролить пред алтарем дымящуюся кровь...

Уверен, что купил народную любовь,

Взираешь ты, как чернь бросается толпами

На жареных быков с злачеными рогами...

Но если вдруг тебе твой раб письмо вручит,

Начертанное здесь изгнанника рукою, -

Как встретишь ты его? Чем взор твой заблестит?

Кивнешь ли вестнику приветно головою

Иль кинешь гневный взор дрожащему рабу?

Что б ни было! ты всё стоишь передо мною

Как прежний добрый друг... и я кляну судьбу,

Стократ ее кляну, что разлучен с тобою,

Что нет на торжестве твоем моих даров;

Что мне не суждено с сверкающим фалерном

Подняться со скамьи и голосом неверным -

От чувства полноты - прочесть тебе стихов!

Увы! мне самый стих латинский изменяет!

Уж мысль моя двойной одеждой щеголяет...

Уже Авзонии блестящие цветы

Бледнеют предо мной, а мирная долина,

Пустынные брега шумящего Эвксина

Да быта скифского суровые черты

Мне кажутся венцом высокой красоты!..

А песни дикарей!.. Меж скифов, в их пустыне,

Я сам стал полускиф. Поверишь ли, я ныне

Их диким языком владею как своим!

Я приучил его к себе, как зверя. Им

Я властвую: в ярмо он выю преклоняет,

Я правлю, и на Пинд как вихорь он взлетает...

Пойми меня, мой друг! пойми: мой грубый стих

Не втуне уж звучит среди пустынь нагих,

А принят, повторен и понят человеком!

И скифы дикие, подобно древним грекам,

С улыбкою зовут меня своим певцом!

Поэму я сложил их варварским стихом;

Для них впервые я воспел величье Рима

И всё, с чем мысль моя вовек неразлучима...

О дивном Августе звучала песнь моя...

Я пел Германика, им Друза славил я;

Я пел, как, победив батавов и тевтонов,

Они вступали в Рим, и пленные цари,

Окованные, шли средь римских легионов,

И сыпались цветы, дымились алтари,

И Август их встречал, подобный полубогу,

И слезы лил тайком на праздничную тогу...

Еще не кончил я, а эти дикари

Сверкали взорами, колчаны потрясали

И, изумленные, в восторге повторяли:

"Ты славишь Августа - зачем же ты не с ним?"

То скифы говорят, - а вот семь лет уж ныне,

Как, всеми позабыт, томлюся я в пустыне...

1842, 1857

ЭПИКУРЕЙСКИЕ ПЕСНИ {*}

{* Эти три стихотворения, которые я назвал "Эпикурейскими песнями", назначались в поэму "Три смерти", как бы сочинение Лукана; но одно за другим забраковывались.}

 

1

Мирта Киприды мне дай!

Что мне гирлянды цветные?

Миртом любви увенчай,

Юноша, кудри златые!

Мирта зеленой лозой

Старцу венчавшись, отрадно

Пить под беседкой густой,

Крытой лозой виноградной.

<1840>

 

2

Блестит чертог; горит елей;

Ясмин и мирт благоухает;

Фонтан, шумя, между огней

Златыми брызгами играет.

Греми, волшебный гимн пиров!

Несите, юноши, плодов,

И роз, и листьев винограда:

Венчайте нас! Что в жизни нам?

Мы в жертву суждены богам ужасным ада,

А жертва пышная в богатствах вертограда -

Угоднее богам!

Настанет час - воззрим сурово

Мы на гремящий жизни пир,

Как сей скелет белоголовый,

Беглец могил! На звуки флейт и лир

Он безответен, гость гробовый!

Но он ведь пел, и он любил,

И богу гроздий он служил...

О други! сыпьте роз Горациева сада

По сим белеющим костям

И свежей кистью винограда

Венчайте череп - этот храм,

Чертог покинутый и сирый,

Где обитал животворящий дух

Во дни, когда кифара с звонкой лирой

Его пленяли чуткий слух,

И пил он роз благоуханье,

Любил кристалл амфоры золотой,

И дев горячие лобзанья,

И трепет груди молодой!

Июль 1840

Каболовка

 

3

Остроумица, плясунья,

Неумолчная болтунья,

Жизнь, душа моих пиров,

Ты, мой маленький философ,

Пристыжаешь мудрецов

Разрешеньем их вопросов,

Пытки мудрых их голов!

И твержу я за тобою:

Смертный! с жизнию земною

Ты не много рассуждай!

Раньше чар ее приманку

И смелее разгадай!

Ты поймай ее, вакханку,

И из рук не выпускай!

Пусть, капризная, вертится,

И царапает, и злится,

Ты покров с нее сорви,

Мни гирлянды, плющ и розы,

В миг всю жизнь переживи,

Счастье, клятвы, ласки, слезы,

Всё безумие любви!

Те, которые узнали

В жизни бури вакханалий, -

Нет уж новости им в ней!

О, людская бестолковость!

Смертный! знай, что в жизни сей

Для тебя одна лишь новость:

Смерть - и тайный мир теней.

1850





 

Комментарии  

 
Привет
+1 #1 Привет 18.01.2013 17:29
ДАЙТЕ МНЕ НОРМАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ МАЙКОВА!
Цитировать
 

Добавить комментарий

ПРАВИЛА КОММЕНТИРОВАНИЯ:
» Все предложения начинать с заглавной буквы;
» Нормальным русским языком, без сленгов и других выражений;
» Не менее 30 символов без учета смайликов.