Песни о Тюремной Неволе

* * *

Как бывало мне, ясну соколу, да времечко:

Я летал, млад ясен сокол, по поднебесью,

Я бил-побивал гусей-лебедей,

Еще бил-побивал мелку пташечку,

Как, бывало, мелкой пташечке пролету нет.

А нонеча мне, ясну соколу, время нет:

Сижу я, млад ясен сокол, во поиманье,

Я во той ли в золотой во клеточке,

Во клеточке, на жестяной нашесточке;

У сокола ножки сопутаны,

На ноженьках путички шелковые:

Занавесочки на глазоньках жемчужные!

Как бывало мне, добру молодцу, да времечко:

Я ходил-гулял, добрый молодец, по синю морю.

Уж я бил-разбивал суда-корабли,

Я татарские, армянские бусурманские;

Еще бил-разбивал легки лодочки;

Как, бывало, легким лодочкам проходу нет.

А нонеча мне, добру молодцу, время нет:

Сижу я, добрый молодец, во поиманье,

Я во той ли во злодейке земляной тюрьме.

У добра молодца ноженьки сокованы,

На ноженьках оковушки немецкие,

На рученьках у молодца замки затюремные,

А на шеюшке у молодца рогатки железные.

* * *

Куда идти печаль нести?

Пойду с горя в темны леса,

В темны леса, в чисты поля.

В чистых полях растет трава,

Растет трава шелковая,

Цветут цветы лазоревы.

Нарву цветов, совью венок

Милу дружку на головушку.

Носи, милый, не спрашивай!

Люби меня, не сказывай!

Меня любил - счастливым был;

От нас отстал - несчастным стал,

Несчастным стал, в острог попал,

В тюрьме сидит, в окно глядит.

* * *

«Ах ты душечка, жена моя молодая,

Что на улице застоялась,

На приказ, мой свет, загляделась,

На приказное на окошко?»

-«И ты душечка, мой сердечный друг,

Я. на улице застоялася,

На приказ, мой свет, загляделася:

Во приказе в государевом,

Что во той ли темной темнице,

За решеткою за железною

Сидит душечка добрый молодец.

И он пишет себе грамотку,

Не Пером пишет, не чернилами

Он своими горючими слезьими.

Не ко батюшке, не ко матушке

Он ко душечке к молодой жене:

«Ах ты душечка, молода жена,

Продавай свое житье-бытье,

Выкупай меня из неволюшки,

Как из той ли темной темницы!

Буде мало тебе всего покажется

В кабалу отдай малых детушек!»

На ответ пишет молода жена:

«Ах ты душенька, мой сердечный друг.

Не продам своего житья-бытья,

Не отдам в кабалу малых детушек!

Уж и так тебя бог помилует,

Государь тебя царь пожалует!»

Как далече, далече во чистом поле

Стоят два столбичка высокие,

Перекладинка лежит кленовая

И петелька лежит шелковая...

«Уж как я тебе, друг, говорила,

Честью-лестию вас упрашивала:

Не седлай коня поздно вечером,

Не съезжай с двора пополуночи,

Не вози платье кровавое!

Уж как ты, мой друг, меня не послушался,

Ты седлал коня поздно вечером,

Ты съезжал со двора пополуночи,

Привозил платье кровавое;

Ты за то сидишь в темной темнице,

Не считай меня своей женой!»

* * *

Ты воспой, воспой, млад жавороночек,

Сидючи весной на проталинке!

Добрый молодец сидит в темнице.

Пишет грамотку к отцу, к матери.

Он просит того жавороночка:

«Отнеси ты, млад жавороночек,

На мою ли, ах, дальну сторону

Ты сие письмо к отцу, к матери!»

Во письме пишет добрый молодец:

«Государь ты мой родной батюшка,

Государыня моя родна матушка,

Выкупайте вы добра молодца,

Добра молодца, своего сына,

Своего сына, вам родимого!»

Как отец и мать отказалися

И весь род-племя отрекалися:

«Как у нас в роду воров не было,

Воров не было и разбойников!»

Ты воспой, воспой, млад жавороночек,

Сидючи весной на проталинке!

Добрый молодец сидит в темнице.

Пишет грамотку к красной девице.

В другой раз просит жавороночка,

Чтоб отнес письмо к красной девице.

Во письме пишет добрый молодец:

«Ты душа ль моя красна девица,

Моя прежняя полюбовница,

Выкупай-выручай добра молодца,

Свово прежнего полюбовника!»

Как возговорит красна девица:

«Ах вы нянюшки, мои мамушки,

Мои сенные верные девушки!

Вы берите мои золоты ключи,

Отмыкайте скорей кованы ларцы,

Вы берите казны сколько надобно,

Выкупайте скорей добра молодца,

Мово прежнего полюбовника!»

* * *

Ах, что ж ты, мой сизый голубчик,

Ах, что ж ты ко мне не летаешь?

Иль часты дожди крылья мочат,

Иль буйные ветры относят?

Ах, что ж ты, мой милый дружочек,

Ах, что же ко мне ты не ходишь?

Отец или мать не пускают?

Род-племя ль любить запрещают?

Послышу я: милый в неволе,

Сидит в городском он остроге.

Возьму ль я ключи золотые

И стану ль ларцы отпирати;

Возьму ль я казны сорок тысяч,

Пойду ль я дружка выкупати.

Судьи казны взять не желают,

На волю дружка не пускают.

* * *

Ты не пой-ка, не пой, млад жавороночек,

Сидючи весной на проталинке,

На проталинке - на проталинке,

А воспой-ка, воспой, млад жавороночек,

Воспой-ка, воспой при долине,

Что стоит ли тюрьма,

Тюрьма, новая,

Тюрьма новая,

Дверь дубовая,

Что сидит ли там, сидит

Добрый молодец,

Он не год сидит,

Он не два года,

Сидит ровно семь годов.

Заходила к нему матушка родная:

«Что я семь-то раз,

Семь раз выкупала,

Что и семь-то я,

Семь тысяч потеряла,

Что осьмой-то,

Осьмой-то тысячи не достала».

* * *

Добры молодцы все на волюшке живут,

Один Ванюшка в победушке сидит,

В каменной, Ваня, государевой Москве,

В земляной тюрьме, за решетками,

За железными дверями,

За висячими замками.

Заутра Ваню к наказаньицу ведут,

К наказаньицу - ко ременному кнуту,

К столбу крашеному, дубовому.

По праву руку отец с матерью идут,

По леву руку молода жена с детьми,

Молода жена с детьми малыми;

Позади его православный весь народ.

Как и стал Ваня говорить жене:

«Ты сними с меня шелковой пояс,

С позолоченными на нем ключиками,

Отопри, жена, окован сундук,

Уж ты вынь оттоль золотой казны,

Ты дари, жена, молодого палача,

Чтобы молодой палач меня легче наказывал!»

* * *

Ты злодейка да злокоманка, змея лютая!

Из норы ты, змея, ползешь, сама озираешься;

По песку ты, змея, ползешь, сама извиваешься;

По траве ты, змея, ползешь, сама всю траву сушишь,

Иссушила в поле цветочки все лазуревы!

Что не то-то, братцы, злодейка змея лютая,

Что то-то, братцы, злодейка красная девица;

Довела меня, доброго молодца, до погибели,

Что то до той же до злодейки темной темницы.

Что из главного приказу из московского,

Что из славного села - села Преображенского

Что ведут-ведут доброго молодца казнить-вешати.

Переди идет доброго молодца православный царь;

По правой руке доброго молодца отец-матушка?

По левой руке доброго молодца грозен палач;

Позади идет доброго молодца красная девицам

* * *

Да горы мои, горы Зауральские,

Не забыть вас, горы да во все века.

Да через вас, горы, ой, лежала дорожка,

Лежала большая, да Сибирский шлях.

Как по нем-то шли молодцы отважные,

Бренча кандалами, ой, с гордостью в глазах?

Да шли они, шагали в горы Зауральские,

Ой в темные остроги да в каторгу шли.

Ветры злые, лютые, да ветры осенние

Шумели над дорожкой да секли лицо.

Да не стушили ветры да в глазах отважных

Огня-пламени да гордости большой.

Да усеяли тот шлях-дороженьку

Курганы могилок да неизвестных крестов,

Да призавяла травка над шляхом-дорожкой.

Ой призавяла зеленая, да только до поры.

* * *

При долинушке

Вырос куст с калинушкой.

На калинушке

Сидит млад соловеюшко,

Сидит - громко свищет.

А в неволюшке

Сидит добрый молодец,

Сидит - слезно плачет.

Во слезах-то словечушко молвил:

«Растоскуйся ты, моя любезная,

Разгорюйся!

Уж я сам-то по тебе, любезная,

Сам я по тебе сгоревался.

Я от батюшки,

Я от матушки

Малой сын остался».

«Кто тебя, сироту, вспоил-вскормил?»

-«Вскормил-вспоил православный мирг

Возлелеяла меня чужа сторонка,

Воскачала-то меня легкая лодка.

А теперь я, горемышный, во тюрьму попал,

Во тюрьму попал - тюрьму темную».

* * *

Вы леса мои, лесочки, леса темные!

Во лесах-то садики, садики зеленые;

Во садах кусты, кусты позаломаны.

Все дружочки наши, все-то позаловлены,

Во немецки во железы все-то позакованы,

Во большой домок все-то посажены.

Сидят-то они, богу молятся.

Со слезами в землю все-то кланяются:

«Ты возмой-ка, возмой, туча грозная!

Ты пролей-ка, пролей, батюшка силен дождь!

Ты размой-ка, размой стены каменны,

Ты выпусти-ка нас на святую Русь!»

Из острога-то они все разбежались,

По темным лесам все-то размырялись,

На полянушку они, соколы, собирались.

Во кружок они, удалые, садились.

* * *

Не былинушка в чистом поле зашаталася,

Зашаталася бесприютная моя головушка,

Беспрютная моя головка молодецкая;

Уж куды-то я, добрый молодец, ни кинуся -

Что по лесам, по деревням всё заставы,

На заставах ли всё крепки караулы;

Они спрашивают печатного пашпорта,

Что за красною печатью сургучовой.

У меня ль, у добра молодца, своеручный,

Что на тоненькой на белой на бумажке,

Что куды-то ни пойду, братцы, ни поеду,

Что ни в чем-то мне, добру молодцу, нет счастья.

Я с дороженьки, добрый молодец, ворочуся,

Государыни своей матушки спрошуся:

«Ты скажи, скажи, моя матушка родная,

Под которой ты меня звездою породила,

Ты каким меня и счастьем наделила?»

* * *

Как за барами житье было привольное,

Сладко попито, поедено, похожено,

Вволю корушки без хлебушка погложено,

Босикой снегу потоптано,

Спинушку кнутом побито;

Нагишом за плугом спотыкалися,

Допьяна слезами напивалися,

Во солдатушках послужено,

Во острогах ведь посижено,

Что в Сибири перебывано,

Кандалами ноги потерты,

До мозолей душа ссажена.

А теперь за бар мы богу молимся:

Божья церковь - небо ясное,

Образа ведь - звезды частые,

А попами - волки серые,

Что поют про наши душеньки.

Темный лес - то наши вотчины,

Тракт проезжий - наша пашенка,

Пашню пашем мы в глухую ночь,

Собираем хлеб не сеямши,

Не цепом молотим - слегою

По дворянским по головушкам

Да по спинушкам купеческим:

Свистнет слегушка - кафтан сошьет,

А вдругоряд - сапоги возьмет,

Свистнет в третьи - шапка с поясом,

А еще раз - золота казна.

С золотой казной мы вольные.

Куда глянешь - наша вотчина,

От Козлова до Саратова,

До родимой Волги-матушки,

До широкого раздольица,-

Там нам смерти нет, ребятушки.