Поиск по сайту:
НЕКРАСОВ Н. А. НЕКРАСОВ Н.А СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ И ПОЭМ - II (часть2)
НЕКРАСОВ Н.А СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ И ПОЭМ - II (часть2) Печать

НЕКРАСОВ Н.А СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ И ПОЭМ - II (часть2)

78. Еще тройка

1

Ямщик лихой, лихая тройка

И колокольчик под дугой,

И дождь, и грязь, но кони бойко

Телегу мчат. В телеге той

Сидит с осанкою победной

Жандарм с усищами в аршин,

И рядом с ним какой-то бледный

Лет в девятнадцать господин.

 

Все кони взмылены с натуги,

Весь ад осенней русской вьюги

Навстречу; не видать небес,

Нигде жилья не попадает,

Всё лес кругом, угрюмый лес...

Куда же тройка поспешает?

Куда Макар телят гоняет.

 

 

2

 

 

Какое ты свершил деянье,

Кто ты, преступник молодой?

Быть может, ты имел свиданье

В глухую ночь с чужой женой?

Но подстерег супруг ревнивый

И длань занес - и оскорбил,

А ты, безумец горделивый,

Его на месте положил?

 

Ответа нет. Бушует вьюга.

Завидев кабачок, как друга,

Жандарм командует: "Стоять!"

Девятый шкалик выпивает...

Чу! тройка тронулась опять!

Гремит, звенит - и улетает

Куда Макар телят гоняет.

 

 

3

 

 

Иль погубил тебя презренный.

Но соблазнительный металл?

Дитя корысти современной,

Добра чужого ты взалкал,

И в доме издавна знакомом,

Когда все погрузились в сон,

Ты совершил грабеж со взломом

И пойман был и уличен?

 

Ответа нет. Бушует вьюга;

Обняв преступника, как друга,

Жандарм напившийся храпит;

Ямщик то свищет, то зевает,

Поет... А тройка всё гремит,

Гремит, звенит - и улетает

Куда Макар телят гоняет.

 

 

4

 

 

Иль, может быть, ночным артистом

Ты не был, друг? и просто мы

Теперь столкнулись с нигилистом,

Сим кровожадным чадом тьмы?

Какое ж адское коварство

Ты помышлял осуществить?

Разрушить думал государство,

Или инспектора побить?

 

Ответа нет. Бушует вьюга,

Вся тройка в сторону с испуга

Шарахнулась. Озлясь, кнутом

Ямщик по всем по трем стегает;

Телега скрылась за холмом,

Мелькнула вновь - и улетает

Куда Макар телят гоняет!..

 

(2 марта 1867)

 

 

 

79.

 

 

Зачем меня на части рвете,

Клеймите именем раба?..

Я от костей твоих и плоти,

Остервенелая толпа!

Где логика? Отцы - злодеи,

Низкопоклонники, лакеи,

А в детях видя подлецов,

И негодуют и дивятся,

Как будто от таких отцов

Герои где-нибудь родятся?

Блажен, кто в юности слепой

Погорячится и с размаху

Положит голову на плаху...

Но кто, пощаженный судьбой,

Узнает жизнь, тому дороги

И к честной смерти не найти.

Стоять он будет на пути

В недоумении, в тревоге

И думать: глупо умирать,

Чтоб им яснее доказать,

Что прочен только путь неправый;

Глупей трагедией кровавой

Без всякой пользы тешить их!

Когда являлся сумасшедший,

Навстречу смерти гордо шедший,

Что было в помыслах твоих,

О публика! одну идею

Твоя вмещала голова:

"Посмотрим, как он сломит шею!"

Но жизнь не так же дешева!

 

Не оправданий я ищу,

Я только суд твой отвергаю.

Я жить в позоре не хочу,

Но умереть за что - не знаю.

 

(24 июля 1867)

 

 

 

80. Выбор

 

 

Ночка сегодня морозная, ясная.

В горе стоит над рекой

Русская девица, девица красная,

Щупает прорубь ногой.

Тонкий ледок под ногою ломается,

Вот на него набежала вода;

Царь водяной из воды появляется,

Шепчет: "Бросайся, бросайся сюда!

Любо здесь!" Девица, зову покорная,

Вся наклонилась к нему.

"Сердце покинет кручинушка черная,

Только разок обойму,

Прянь!.." И руками к ней длинными тянется...

 

Синие льды затрещали кругом,

Дрогнула девица! Ждет - не оглянется -

Кто-то шагает, идет прямиком.

 

"Прянь! Будь царицею царства подводного!.."

 

Тут подошел воевода Мороз:

"Я тебя, я тебя, вора негодного!

Чуть было девку мою не унес!"

Белый старик с бородою пушистою

На воду трижды дохнул,

Прорубь подернулась корочкой льдистою,

Царь водяной подо льдом потонул.

 

Молвил Мороз: "Не топися, красавица!

Слез не осушишь водой,

Жадная рыба, речная пиявица,

Там твой нарушит покой;

Там защекотят тебя водяные,

Раки вопьются в высокую грудь,

Ноги опутают травы речные.

Лучше со мной эту ночку побудь!

К утру я горе твое успокою,

Сладкие грезы его усыпят,

Будешь ты так же пригожа собою,

Только красивее дам я наряд:

В белом венке голова засияет

Завтра, чуть красное солнце взойдет".

 

Девица берег реки покидает,

К темному лесу идет.

 

Села на пень у дороги: ласкается

К ней воевода-старик.

Дрогнется - зубы колотят - зевается -

Вот и закрыла глаза... забывается...

Вдруг разбудил ее Лешего крик:

 

"Девонька! встань ты на резвые ноги,

Долго Морозко тебя протомит.

Спал я и слышал давно: у дороги

Кто-то зубами стучит,

Жалко мне стало. Иди-ка за мною,

Что за охота всю ноченьку ждать!

Да и умрешь - тут не будет покою:

Станут оттаивать, станут качать!

Я заведу тебя в чащу лесную,

Где никому до тебя не дойти,

Выберем, девонька, сосну любую..."

 

Девица с Лешим решилась идти.

 

Идут. Навстречу медведь попадается,

Девица вскрикнула - страх обуял.

Хохотом Лешего лес наполняется:

"Смерть не страшна, а медведь испугал!

Экой лесок, что ни дерево - чудо!

Девонька! глянь-ка, какие стволы!

Глянь на вершины - с синицу оттуда

Кажутся спящие летом орлы!

Темень тут вечная, тайна великая,

Солнце сюда не доносит лучей,

Буря взыграет - ревущая, дикая -

Лес не подумает кланяться ей!

Только вершины поропщут тревожно...

Ну, полезай! подсажу осторожно...

Люб тебе, девица, лес вековой!

С каждого дерева броситься можно

Вниз головой!"

 

(1867)

 

 

 

81. Эй, Иван!

 

Тип недавнего прошлого

 

Вот он весь, как намелеван,

Верный твой Иван:

Неумыт, угрюм, оплеван,

Вечно полупьян;

На желудке мало пищи,

Чуть живой на взгляд.

Не прикрыты, голенищи

Рыжие торчат;

Вечно теплая шапчонка

Вся в пуху на нем,

Туго стянут сертучонко

Узким ремешком;

Из кармана кончик трубки

Виден да кисет.

Разве новенькие зубки

Выйдут - старых нет...

 

Род его тысячелетний

Не имел угла -

На запятках и в передней

Жизнь веками шла.

Ремесла Иван не знает,

Делай, что дают:

Шьет, кует, варит, строгает,

Не потрафил - бьют!

"Заживет!" Грубит, ворует,

Божится и врет

И за рюмочку целует

Ручки у господ.

Выпить может сто стаканов -

Только подноси...

Мало ли таких Иванов

На святой Руси?..

 

"Эй, Иван! иди-ка стряпать!

Эй, Иван! чеши собак!"

Удалось Ивану сцапать

Где-то четвертак,

Поминай теперь как звали!

Шапку набекрень -

И пропал! Напрасно ждали

Ваньку целый день:

Гитарист и соблазнитель

Деревенских дур

(Он же тайный похититель

Индюков и кур),

У корчемника Игнатки

Приютился плут,

Две пригожие солдатки

Так к нему и льнут.

"Эй вы, павы, павы, павы!

Шевелись живей!"

В Ваньке пляшут все суставы

С ног и до ушей,

Пляшут ноздри, пляшет в ухе

Белая серьга.

Ванька весел, Ванька в духе -

Жизнь недорога!

 

Утром с барином расправа:

"Где ты пропадал?"

-"Я... нигде-с... ей-богу... право...

У ворот стоял!"

-"Весь-то день?"... Ответы грубы,

Ложь глупа, нагла;

Были зубы - били в зубы,

Нет - трещит скула.

"Виноват!"- порядком струся,

Говорит Иван.

"Жарь к обеду с кашей гуся,

Щи вари, болван!"

 

Ванька снова лямку тянет,

А потом опять

Что-нибудь у дворни стянет...

"Неужли плошать?

Коли плохо положили,

Стало, не запрет!"

Господа давно решили,

Что души в нем нет.

Неизвестно - есть ли, нет ли,

Но с ним случай был:

Чуть живого сняли с петли,

Перед тем грустил.

Господам конфузно было:

"Что с тобой, Иван?"

-"Так, под сердце подступило",-

И глядит: не пьян!

Говорит: "Вы потеряли

Верного слугу,

Всё равно - помру с печали,

Жить я не могу!

А всего бы лучше с глотки

Петли не снимать"...

Сам помещик выслал водки

Скуку разогнать.

Пил детина ерофеич,

Плакал да кричал:

"Хоть бы раз Иван Мосеич

Кто меня назвал!"...

 

Как мертвецки накатили,

В город тем же днем:

"Лишь бы лоб ему забрили -

Вешайся потом!"

Понадеялись на дружбу,

Да не та пора:

Сдать беззубого на службу

Не пришлось. "Ура!"

Ванька снова водворился

У своих господ

И совсем от рук отбился,

Без просыпу пьет.

Хоть бы в каторгу урода -

Лишь бы с рук долой!

К счастью, тут пришла свобода:

"С богом, милый мой!"

 

И, затерянный в народе,

Вдруг исчез Иван...

Как живешь ты на свободе?

Где ты?.. Эй, Иван!

 

(1867)

 

 

 

82. С РАБОТЫ

 

 

"Здравствуй, хозяюшка! Здравствуйте, детки!

Выпить бы. Эки стоят холода!"

-"Ин ты забыл, что намедни последки

Выпил с приказчиком?" - "Ну, не беда!

 

И без вина отогреюсь я, грешный,

Ты обряди-ка савраску, жена,

Поголодал он весною, сердечный,

Как подобрались сена.

 

Эк я умаялся!.. Что, обрядила?

Дай-ка горяченьких щец".

-"Печи я нынче, родной, не топила,

Не было, знаешь, дровец!"

 

-"Ну и без щей поснедаю я, грешный.

Ты овсеца бы савраске дала,-

В лето один он управил, сердечный,

Пашни четыре тягла.

 

Трудно и нынче нам с бревнами было,

Портится путь... Ин и хлебушка нет?..."

-"Вышел родной... У соседей просила,

Завтра сулили чем свет!"

 

-"Ну, и без хлеба улягусь я, грешный.

Кинь под савраску соломки, жена!

В зиму-то вывез он, вывез, сердечный,

Триста четыре бревна..."

 

(1867)

 

 

 

83.

 

 

Не рыдай так безумно над ним,

Хорошо умереть молодым!

 

Беспощадная пошлость ни тени

Положить не успела на нем,

Становись перед ним на колени,

Украшай его кудри венком!

Перед ним преклониться не стыдно,

Вспомни, сколькие пали в борьбе,

Сколько раз уже было тебе

За великое имя обидно!

А теперь его слава прочна:

Под холодною крышкою гроба

На нее не наложат пятна

Ни ошибка, ни сила, ни злоба...

 

Не хочу я сказать, что твой брат

Не был гордою волей богат,

 

Но, ты знаешь: кто ближнего любит

Больше собственной славы своей,

Тот и славу сознательно губит,

Если жертва спасает людей.

Но у жизни есть мрачные силы -

У кого не слабели шаги

Перед дверью тюрьмы и могилы?

Долговечность и слава - враги.

 

Русский гений издавна венчает

Тех, которые мало живут,

О которых народ замечает:

"У счастливого недруги мрут,

У несчастного друг умирает...".

 

(7 августа 1868)

 

 

 

84. МАТЬ

 

 

Она была исполнена печали,

И между тем, как шумны и резвы

Три отрока вокруг нее играли,

Ее уста задумчиво шептали:

"Несчастные! зачем родились вы?

Пойдете вы дорогою прямою

И вам судьбы своей не избежать!"

Не омрачай веселья их тоскою,

Не плачь над ними, мученица-мать!

Но говори им с молодости ранней:

Есть времена, есть целые века,

В которые нет ничего желанней,

Прекраснее - тернового венка...

 

(1868)

 

 

 

85. ДОМА - ЛУЧШЕ!

 

 

В Европе удобно, но родины ласки

Ни с чем несравнимы. Вернувшись домой,

В телегу спешу пересесть из коляски

И марш на охоту! Денек не дурной,

 

Под солнцем осенним родная картина

Отвыкшему глазу нова...

О матушка Русь! ты приветствуешь сына

Так нежно, что кругом идет голова!

 

Твои мужики на меня выгоняли

Зверей из лесов целый день,

А ночью возвратный мой путь освещали

Пожары твоих деревень.

 

(1868)

 

 

 

86.

 

 

Душно! без счастья и воли

Ночь бесконечно длинна.

Буря бы грянула, что ли?

Чаша с краями полна!

 

Грязь над пучиною моря,

В поле, в лесу засвищи,

Чашу народного горя

Всю расплещи!..

 

(1868)

 

 

 

87.

 

 

Наконец не горит уже лес,

Снег прикрыл почернелые пенья,

Но помещик душой не воскрес,

Потеряв половину именья.

 

Приуныл и мужик. "Чем я буду топить?"-

Говорит он, лицо свое хмуря.

"Ты не будешь топить - будешь пить",-

Завывает в ответ ему буря...

 

(1868)

 

 

 

88. ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

 

 

Шляпа, перчатки, портфейль,

Форменный фрак со звездою,

Несколько впалая грудь,

Правый висок с сединою.

 

Не до одышки я толст,

Не до мизерности тонок,

Слог у меня деловой,

Голос приятен и звонок...

 

Только прибавить бы лба,

Но - никакими судьбами!

Волосы глупо торчат

Тотчас почти над бровями.

 

При несомненном уме,

Соображении быстром,

Мне далеко не пойти -

Быть не могу я министром.

 

Да, представительный лоб

Необходим в этом сане,

Вот Дикобразов Прокоп...

Счастье, подумаешь, дряни!

 

Случай вывозит слепой

Эту фигуру медвежью:

Лоб у него небольшой,

Но дополняется плешью...

 

......................

 

(Конец 1860-х годов)

 

 

 

89. Дедушка

 

(Посвящается З-н-ч-е)

 

 

1

 

 

Раз у отца, в кабинете,

Саша портрет увидал,

Изображен на портрете

Был молодой генерал.

"Кто это? - спрашивал Саша.-

Кто?.." - "Это дедушка твой".-

И отвернулся папаша,

Низко поник головой.

"Что же не вижу его я?"

Папа ни слова в ответ.

Внук, перед дедушкой стоя,

Зорко глядит на портрет:

"Папа, чего ты вздыхаешь?

Умер он... жив? говори!"

-"Вырастешь, Саша, узнаешь".

-"То-то... ты скажешь, смотри!.."

 

2

 

 

"Дедушку знаешь, мамаша?"-

Матери сын говорит.

"Знаю",- и за руку Саша

Маму к портрету тащит,

Мама идет против воли.

"Ты мне скажи про него,

Мама! недобрый он, что ли,

Что я не вижу его?

Ну, дорогая! ну, сделай

Милость, скажи что-нибудь!"

-"Нет, он и добрый и смелый,

Только несчастный".- На грудь

Голову скрыла мамаша,

Тяжко вздыхает, дрожит -

И зарыдала... А Саша

Зорко на деда глядит:

"Что же ты, мама, рыдаешь,

Слова не хочешь сказать!"

-"Вырастешь, Саша, узнаешь.

Лучше пойдем-ка гулять..."

 

3

 

 

В доме тревога большая.

Счастливы, светлы лицом,

Заново дом убирая,

Шепчутся мама с отцом.

Как весела их беседа!

Сын подмечает, молчит.

"Скоро увидишь ты деда!"-

Саше отец говорит...

Дедушкой только и бредит

Саша,- не может уснуть:

"Что же он долго не едет?.."

-"Друг мой! Далек ему путь!"

Саша тоскливо вздыхает,

Думает: "Что за ответ!"

Вот наконец приезжает

Этот таинственный дед.

 

4

 

 

Все, уж давно поджидая,

Встретили старого вдруг...

Благословил он, рыдая,

Дом, и семейство, и слуг,

Пыль отряхнул у порога,

С шеи торжественно снял

Образ распятого бога

И, покрестившись, сказал:

"Днесь я со всем примирился,

Что потерпел на веку!.."

Сын пред отцом преклонился,

Ноги омыл старику;

Белые кудри чесала

Дедушке Сашина мать,

Гладила их, целовала,

Сашу звала целовать.

Правой рукою мамашу

Дед обхватил, а другой

Гладил румяного Сашу:

"Экой красавчик какой!"

Дедушку пристальным взглядом

Саша рассматривал,- вдруг

Слезы у мальчика градом

Хлынули, к дедушке внук

Кинулся: "Дедушка! где ты

Жил-пропадал столько лет?

Где же твои эполеты,

Что не в мундир ты одет?

Что на ноге ты скрываешь?

Ранена, что ли, рука?.."

- "Вырастешь, Саша, узнаешь.

Ну, поцелуй старика!..""

 

5

 

 

Повеселел, оживился,

Радостью дышит весь дом.

С дедушкой Саша сдружился,

Вечно гуляют вдвоем.

Ходят лугами, лесами,

Рвут васильки среди нив;

Дедушка древен годами,

Но еще бодр и красив,

Зубы у дедушки целы,

Поступь, осанка тверда,

Кудри пушисты и белы,

Как серебро борода;

Строен, высокого роста,

Но как младенец глядит,

Как-то апостольски просто,

Ровно всегда говорит...

 

6

 

 

Выйдут на берег покатый

К русской великой реке -

Свищет кулик вороватый,

Тысячи лап на песке;

Барку ведут бечевою,

Чу, бурлаков голоса!

Ровная гладь за рекою -

Нивы, покосы, леса.

Легкой прохладою дует

С медленных, дремлющих вод...

Дедушка землю целует,

Плачет - и тихо поет...

"Дедушка! что ты роняешь

Крупные слезы, как град?.."

-"Вырастешь, Саша, узнаешь!

Ты не печалься - я рад...

 

7

 

 

Рад я, что вижу картину

Милую с детства глазам.

Глянь-ка на эту равнину -

И полюби ее сам!

Две-три усадьбы дворянских,

Двадцать господних церквей,

Сто деревенек крестьянских

Как на ладони на ней!

У лесу стадо пасется -

Жаль, что скотинка мелка;

Песенка где-то поется -

Жаль - неисходно горька!

Ропот: "Подайте же руку

Бедным крестьянам скорей!"

Тысячелетнюю муку,

Саша, ты слышишь ли в ней?..

Надо, чтоб были здоровы

Овцы и лошади их,

Надо, чтоб были коровы

Толще московских купчих,-

Будет и в песне отрада,

Вместо унынья и мук.

Надо ли?"- "Дедушка, надо!"

-"То-то! попомни же, внук!.."

 

8

 

 

Озими пышному всходу,

Каждому цветику рад,

Дедушка хвалит природу,

Гладит крестьянских ребят.

Первое дело у деда

Потолковать с мужиком,

Тянется долго беседа,

Дедушка скажет потом:

"Скоро вам будет не трудно,

Будете вольный народ!"

И улыбнется так чудно,

Радостью весь расцветет.

Радость его разделяя,

Прыгало сердце у всех.

То-то улыбка святая!

То-то пленительный смех!

 

9

 

 

"Скоро дадут им свободу,-

Внуку старик замечал: -

Только и нужно народу.

Чудо я, Саша, видал:

Горсточку русских сослали

В страшную глушь, за раскол,

Волю да землю им дали;

Год незаметно прошел -

Едут туда комиссары,

Глядь - уж деревня стоит,

Риги, сараи, амбары!

В кузнице молот стучит,

Мельницу выстроят скоро.

Уж запаслись мужики

Зверем из темного бора,

Рыбой из вольной реки.

Вновь через год побывали,

Новое чудо нашли:

Жители хлеб собирали

С прежде бесплодной земли.

Дома одни лишь ребята

Да здоровенные псы;

Гуси кричат, поросята

Тычут в корыто носы...

 

10

 

 

Так постепенно в полвека

Вырос огромный посад -

Воля и труд человека

Дивные дивы творят!

Всё принялось, раздобрело!

Сколько там, Саша, свиней,

Перед селением бело

На полверсты от гусей;

Как там возделаны нивы,

Как там обильны стада!

Высокорослы, красивы

Жители, бодры всегда,

Видно - ведется копейка!

Бабу там холит мужик:

В праздник на ней душегрейка -

Из соболей воротник!

 

11

 

 

Дети до возраста в неге,

Конь - хоть сейчас на завод -

В кованой, прочной телеге

Сотню пудов увезет...

Сыты там кони-то, сыты,

Каждый там сыто живет,

Тесом там избы-то крыты,

Ну уж зато и народ!

Взросшие в нравах суровых,

Сами творят они суд,

Рекрутов ставят здоровых,

Трезво и честно живут,

Подати платят до срока,

Только ты им не мешай".

-"Где ж та деревня?" - "Далеко,

Имя ей: Тарбагатай,

Страшная глушь, за Байкалом...

Так-то, голубчик ты мой,

Ты еще в возрасте малом,

Вспомнишь, как будешь большой...

 

12

 

 

Ну... а покуда подумай,

То ли ты видишь кругом:

Вот он, наш пахарь угрюмый,

С темным, убитым лицом:

Лапти, лохмотья, шапчонка,

Рваная сбруя; едва

Тянет косулю клячонка,

С голоду еле жива!

Голоден труженик вечный,

Голоден тоже, божусь!

Эй! отдохни-ка, сердечный!

Я за тебя потружусь!"

Глянул крестьянин с испугом,

Барину плуг уступил,

Дедушка долго за плугом,

Пот отирая, ходил;

Саша за ним торопился,

Не успевал догонять:

"Дедушка! где научился

Ты так отлично пахать?

Точно мужик, управляешь

Плугом, а был генерал!"

-"Вырастешь, Саша, узнаешь,

Как я работником стал!

 

13

 

 

Зрелище бедствий народных

Невыносимо, мой друг,

Счастье умов благородных

Видеть довольство вокруг.

Нынче полегче народу:

Стих, притаился в тени

Барин, прослышав свободу...

Ну, а как в наши-то дни!

........................

Словно как омут, усадьбу

Каждый мужик объезжал.

Помню ужасную свадьбу,

Поп уже кольца менял,

Да на беду помолиться

В церковь помещик зашел:

"Кто им позволил жениться?

Стой!"- и к попу подошел...

Остановилось венчанье!

С барином шутка плоха -

Отдал наглец приказанье

В рекруты сдать жениха,

В девичью - бедную Грушу!

И не перечил никто!..

Кто же имеющий душу

Мог это вынести?.. кто?

 

14

 

 

Впрочем, не то еще было!

И не одни господа,

Сок из народа давила

Подлых подьячих орда.

Что ни чиновник - стяжатель,

С целью добычи в поход

Вышел... а кто неприятель?

Войско, казна и народ!

Всем доставалось исправно.

Стачка, порука кругом:

Смелые грабили явно,

Трусы тащили тайком.

Непроницаемой ночи

Мрак над страною висел...

Видел - имеющий очи

И за отчизну болел.

Стоны рабов заглушая

Лестью да свистом бичей,

Хищников алчная стая

Гибель готовила ей...

 

15

 

 

Солнце не вечно сияет,

Счастье не вечно везет:

Каждой стране наступает

Рано иль поздно черед,

Где не покорность тупая -

Дружная сила нужна;

Грянет беда роковая -

Скажется мигом страна.

Единодушье и разум

Всюду дадут торжество,

Да не придут они разом,

Вдруг не создашь ничего,-

Красноречивым воззваньем

Не разогреешь рабов,

Не озаришь пониманьем

Темных и грубых умов.

Поздно! Народ угнетенный

Глух перед общей бедой.

Горе стране разоренной!

Горе стране отсталой!..

Войско одно - не защита.

Да ведь и войско, дитя,

Было в то время забито,

Лямку тянуло кряхтя..."

 

16

 

 

Дедушка кстати солдата

Встретил, вином угостил,

Поцеловавши как брата,

Ласково с ним говорил:

"Нынче вам служба не бремя -

Кротко начальство теперь...

Ну, а как в наше-то время!

Что ни начальник, то зверь!

Душу вколачивать в пятки

Правилом было тогда.

Как ни трудись, недостатки

Сыщет начальник всегда:

"Есть в маршировке старанье,

Стойка исправна совсем,

Только заметно дыханье..."

Слышишь ли?.. дышат зачем!

 

17

 

 

А не доволен парадом,

Ругань польется рекой,

Зубы посыплются градом,

Порет, гоняет сквозь строй!

С пеною у рта обрыщет

Весь перепуганный полк,

Жертв покрупнее поищет

Остервенившийся волк:

"Франтики! подлые души!

Под караулом сгною!"

Слушал - имеющий уши,

Думушку думал свою.

Брань пострашней караула,

Пуль и картечи страшней...

Кто же, в ком честь не уснула,

Кто примирился бы с ней?.."

-"Дедушка! ты вспоминаешь

Страшное что-то?.. скажи!"

-"Вырастешь, Саша, узнаешь,

Честью всегда дорожи...

Взрослые люди - не дети,

Труc - кто сторицей не мстит!

Помни, что нету на свете

Неотразимых обид".

 

18

 

 

Дед замолчал и уныло

Голову свесил на грудь.

"Мало ли, друг мой, что было!..

Лучше пойдем отдохнуть".

Отдых недолог у деда -

Жить он не мог без труда:

Гряды копал до обеда,

Переплетал иногда;

Вечером шилом, иголкой

Что-нибудь бойко тачал,

Песней печальной и долгой

Дедушка труд сокращал.

Внук не проронит ни звука,

Не отойдет от стола:

Новой загадкой для внука

Дедова песня была...

 

19

 

 

Пел он о славном походе

И о великой борьбе;

Пел о свободном народе

И о народе-рабе;

Пел о пустынях безлюдных

И о железных цепях;

Пел о красавицах чудных

С ангельской лаской в очах;

Пел он об их увяданьи

В дикой, далекой глуши

И о чудесном влияньи

Любящей женской души...

О Трубецкой и Волконской

Дедушка пел - и вздыхал,

Пел - и тоской вавилонской

Келью свою оглашал...

"Дедушка, дальше!.. А где ты

Песенку вызнал свою?

Ты повтори мне куплеты -

Я их мамаше спою.

Те имена поминаешь

Ты иногда по ночам..."

-"Вырастешь, Саша, узнаешь -

Всё расскажу тебе сам:

Где научился я пенью,

С кем и когда я певал..."

-"Ну! приучусь я к терпенью!"-

Саша уныло сказал...

 

20

 

 

Часто каталися летом

Наши друзья в челноке,

С громким, веселым приветом

Дед приближался к реке:

"Здравствуй, красавица Волга!

С детства тебя я любил".

-"Где ж пропадал ты так долго?"-

Саша несмело спросил.

"Был я далеко, далеко..."

-"Где же?.." Задумался дед.

Мальчик вздыхает глубоко,

Вечный предвидя ответ.

"Что ж, хорошо ли там было?"

Дед на ребенка глядит:

"Лучше не спрашивай, милый!

(Голос у деда дрожит.)

Глухо, пустынно, безлюдно,

Степь полумертвая сплошь.

Трудно, голубчик мой, трудно!

По году весточки ждешь,

Видишь, как тратятся силы -

Лучшие божьи дары,

Близким копаешь могилы,

Ждешь и своей до поры...

Медленно-медленно таешь..."

-"Что ж ты там, дедушка, жил?.."

-"Вырастешь, Саша, узнаешь!"

Саша слезу уронил...

 

21

 

 

"Господи! слушать наскучит!

"Вырастешь!"- мать говорит,

Папочка любит, а мучит:

"Вырастешь",- тоже твердит!

То же и дедушка... Полно!

Я уже выроc - смотри!..

(Стал на скамеечку челна.)

Лучше теперь говори!.."

Деда целует и гладит:

"Или вы все заодно?.."

Дедушка с сердцем не сладит,

Бьется как голубь оно.

"Дедушка, слышишь? хочу я

Всё непременно узнать!"

Дедушка, внука целуя,

Шепчет: "Тебе не понять.

Надо учиться, мой милый!

Всё расскажу, погоди!

Пособерись-ка ты с силой,

Зорче кругом погляди.

Умник ты, Саша, а всё же

Надо историю знать

И географию тоже".

-"Долго ли, дедушка, ждать?"

-"Годик, другой, как случится".

Саша к мамаше бежит:

"Мама! хочу я учиться!"-

Издали громко кричит.

 

22

 

 

Время проходит. Исправно

Учится мальчик всему -

Знает историю славно

(Лет уже десять ему),

Бойко на карте покажет

И Петербург, и Читу,

Лучше большого расскажет

Многое в русском быту.

Глупых и злых ненавидит,

Бедным желает добра,

Помнит, что слышит, что видит...

Дед примечает: пора!

Сам же он часто хворает,

Стал ему нужен костыль...

Скоро уж, скоро узнает

Саша печальную быль...

 

(30 июля-август 1870)

 

 

 

90. Недавнее время

 

 

А. Н. Еракову

 

1

 

 

Нынче скромен наш клуб именитый,

Редки в нем и не громки пиры.

Где ты, время ухи знаменитой?

Где ты, время безумной игры?

Воротили бы, если б могли мы,

Но, увы! не воротишься ты!

Прежде были легко уловимы

Характерные клуба черты:

В молодом поколении - фатство,

В стариках, если смею сказать,

Застарелой тоски тунеядства,

Самодурства и лени печать.

А теперь элемент старобарский

Вытесняется быстро: в швейцарской

Уж лакеи не спят по стенам;

Изменились и люди, и нравы,

Только старые наши уставы

Неизменны, назло временам.

Да Крылов роковым переменам

Не подвергся (во время оно

Старый дедушка был у нас членом,

Бюст его завели мы давно)...

 

Прежде всякая новость отсюда

Разносилась в другие кружки,

Мы не знали, что думать, покуда

Не заявят тузы-старики,

Как смотреть на такое-то дело,

На такую-то меру; ключом

Самобытная жизнь здесь кипела,

Клуб снабжал всю Россию умом...

 

Не у нас ли впервые раздался

Слух (то было в тридцатых годах),

Что в Совете вопрос обсуждался:

Есть ли польза в железных путях?

"Что ж, признали?"- до новостей лаком,

Я спросил у туза-старика.

"Остается покрытая лаком

Резолюция в тайне пока..."

 

Крепко в душу запавшее слово

Также здесь услыхал я впервой:

"Привезли из Москвы Полевого..."

Возвращаясь в тот вечер домой,

Думал я невеселые думы

И за труд неохотно я сел.

Тучи на небе были угрюмы,

Ветер что-то насмешливо пел.

Напевал он тогда, без сомненья:

"Не такие еще поощренья

Встретишь ты на пути роковом".

Но не понял я песенки спросту,

У Цепного бессмертного мосту

Мне ее объяснили потом...

 

Получив роковую повестку,

Сбрил усы и пошел я туда.

Сняв с седой головы своей феску

И почтительно стоя, тогда

Князь Орлов прочитал мне бумагу...

Я в ответ заикнулся сказать:

"Если б даже имел я отвагу

Столько дерзких вещей написать,

То цензура..." - "К чему оправданья?

Император помиловал вас,

Но смотрите!!. Какого вы званья?"

-"Дворянин". - "Пробегал я сейчас

Вашу книгу: свободы крестьянства

Вы хотите? На что же тогда

Пригодится вам ваше дворянство?..

Завираетесь вы, господа!

За опасное дело беретесь,

Бросьте! бросьте!.. Ну, бог вас прости!

Только знайте: еще попадетесь,

Я не в силах вас буду спасти..."

 

Помню я Петрашевского дело,

Нас оно поразило, как гром,

Даже старцы ходили несмело,

Говорили негромко о нем.

Молодежь оно сильно пугнуло,

Поседели иные с тех пор,

И декабрьским террором пахнуло

На людей, переживших террор.

Вряд ли были тогда демагоги,

Но сказать я обязан, что всё ж

Приговоры казались нам строги,

Мы жалели тогда молодежь.

 

А война? До царя не скорее

Доходили известья о ней:

Где урон отзывался сильнее?

Кто победу справлял веселей?

Прискакавшего прямо из боя

Здесь не раз мы видали героя

В дни, как буря кипела в Крыму.

Помню, как мы внимали ему:

Мы к рассказчику густо теснились,

И героев войны имена

В нашу память глубоко ложились,

Впрочем, нам изменила она!

Замечательно странное свойство

В нас суровый наш климат развил -

Забываем явивших геройство,

Помним тех, кто себя посрамил:

Кто нагрел свои гнусные руки,

У солдат убавляя паек,

Кто, внимая предсмертные муки,

Прятал русскую корпию впрок

И потом продавал англичанам,-

Всех и мелких, и крупных воров,

Отдыхающих с полным карманом,

Не забудем во веки веков!

 

Все, кем славилась наша столица,

Здесь бывали; куда ни взгляни -

Именитые, важные лица.

Здесь, я помню, в парадные дни

Странен был среди знати высокой

Человек без звезды на груди.

Гость-помещик из глуши далекой

Только рот разевай да гляди:

Здесь посланники всех государей,

Здесь банкиры с тугим кошельком,

Цвет и соль министерств, канцелярий,

Откупные тузы,- и притом

Симметрия рассчитана строго:

Много здесь и померкнувших звезд,

Говоря прозаичнее: много

Генералов, лишившихся мест...

 

Зажигалися сотнями свечи,

Накрывалися пышно столы,

Говорились парадные речи...

Говорили министры, послы,

Наши Фоксы и Роберты Пили

Здесь за благо отечества пили,

Здесь бывали интимны они...

 

Есть и нынче парадные дни,

Но пропала их важность и сила.

Время нашего клуба прошло,

Жизнь теченье свое изменила,

Как река изменяет русло...

 

 

 

2

 

 

Очень жаль, что тогдашних обедов

Не могу я достойно воспеть,

Тут бы нужен второй Грибоедов...

Впрочем, Муза! не будем робеть!

Начинаю.

 

(Москва. День субботний.)

(Петербург не лишен едоков,

Но в Москве грандиозней, животней

Этот тип.) Среди полных столов

Вот рядком старики-объедалы:

Впятером им четыреста лет,

Вид их важен, чины их немалы,

Толщиною же равных им нет.

Раздражаясь из каждой безделки,

Порицают неловкость слуги,

И от жадности, вместо тарелки,

На салфетку валят пироги;

Шевелясь как осенние мухи,

Льют, роняют,- беспамятны, глухи;

Взор их медлен, бесцветен и туп.

Скушав суп, старина засыпает

И, проснувшись, слугу вопрошает:

"Человек! подавал ты мне суп?.."

Впрочем, честь их чужда укоризны:

Добывали места для родни

И в сенате на пользу отчизны

Подавали свой голос они.

Жаль, уж их потеряла Россия

И оплакал москвич от души:

Подкосила их "ликантропия",

Их заели подкожные вши...

 

Петербург. Вот питух престарелый,

Я так живо припомнил его!

Окружен батареею целой

Разных вин, он не пьет ничего.

Пить любил он; я думаю, море

Выпил в долгую жизнь; но давно

Пить ему запретили (о горе!..).

Старый грешник играет в вино:

Наслажденье его роковое

Нюхать, чмокать, к свече подносить

И раз двадцать вино дорогое

Из стакана в стакан перелить.

Перельет - и воды подмешает,

Поглядит и опять перельет;

Кто послушает, как он вздыхает,

Тот мучения старца поймет.

"Выпить, что ли?" - "Опаснее яда

Вам вино! "- закричал ему врач...

Ну, не буду! не буду, палач!"

Это сцена из Дантова "Ада"...

 

Рядом юноша стройный, красивый,

Схожий в профиль с великим Петром,

Наблюдает с усмешкой ленивой

За соседом своим чудаком.

Этот юноша сам возбуждает

Много мыслей: он так еще млад,

Что в приемах большим подражает:

Приправляет кайеном салат,

Портер пьет, объедается мясом;

Наливая с эффектом вино,

Замечает искусственным басом:

"Отчего перегрето оно?"

 

Очень мил этот юноша свежий!

Меток на слово, в деле удал,

Он уж был на охоте медвежьей,

И медведь ему ребра помял,

Но Сережа осилил медведя.

Кстати тут он узнал и друзей:

Убежали и Миша и Федя,

Не бежал только егерь - Корней.

Это в нем скептицизм породило:

"Люди - свиньи!" - Сережа решил

И по-своему метко и мило

Всех знакомых своих окрестил.

 

Знаменит этот юноша русский:

Отчеканено имя его

На подарках всей труппы французской!

(Говорят, миллион у него.)

Признак русской широкой природы -

Жажду выдвинуть личность свою -

Насыщает он в юные годы

Удальством в рукопашном бою,

Гомерической, дикой попойкой,

Приводящей в смятенье трактир,

Да игрой, да отчаянной тройкой.

Он своей молодежи кумир,

С ним хорошее общество дружно,

И он счастлив, доволен собой,

Полагая, что больше не нужно

Ничего человеку. Друг мой!

Маловато прочесть два романа

Да поэму "Монго" изучить

(Эту шалость поэта-улана),

Чтоб разумно и доблестно жить!

Недостаточно ухарски править,

Мчась на бешеной тройке стремглав,

Двадцать тысяч на карту поставить

И глазком не моргнуть, проиграв,-

Есть иное величие в мире,

И не торный ведет к нему путь,

Человеку прекрасней и шире

Можно силы свои развернуть!

 

Если гордость, похвальное свойство,

Ты насытишь рутинным путем

И недремлющий дух беспокойства

Разрешится одним кутежом;

Если с жизни получишь ты мало -

Не судьба тому будет виной:

Ты другого не знал идеала,

Не провидел ты цели иной!

 

Впрочем, быть генерал-адъютантом,

Украшенья носить на груди -

С меньшим званием, с меньшим талантом

Можно... Светел твой путь впереди!

Не одно, целых три состоянья

На своем ты веку проживешь:

Как не хватит отцов достоянья,

Ты жену с миллионом возьмешь;

А потом ты повысишься чином -

Подоспеет казенный оклад.

По таким-то разумным причинам

Твоему я бездействию рад!

 

Жаль одно: на пустые приманки,

Милый юноша! ловишься ты,

Отвратительны эти цыганки,

А друзья твои - точно скоты.

Ты, чей образ в порыве желанья

Ловит женщина страстной мечтой,

Ищешь ты покупного лобзанья,

Ты бежишь за продажной красой!

Ты у старцев, чьи икры на вате,

У кого разжиженье в крови,

Отбиваешь с оркестром кровати!

Ты - не знаешь блаженства любви?..

 

Очень милы балетные феи,

Но не стоят хороших цветов,

Украшать скаковые трофеи

Годны только твоих кучеров.

Те же деньги и то же здоровье

Мог бы ты поумнее убить,

Не хочу я впадать в пустословье

И о честном труде говорить.

Не ленив человек современный,

Но на что расточается труд?

Чем работать для цели презренной,

Лучше пусть эти баловни пьют...

...............................

 

Знал я юношу: в нем сочетались

Дарованье, ученость и ум,

Сочиненья его покупались,

А одно даже сделало шум.

Но, к несчастию, был он помешан

На комфорте - столичный недуг,-

Каждый час его жизни был взвешен,

Вечно было ему недосуг:

Чтоб приставить кушетку к камину,

Чтоб друзей угощать за столом,

Он по месяцу сгорбивши спину

Изнывал за постылым трудом.

"Знаю сам,- говорил он частенько, -

Что на лучшее дело гожусь,

Но устроюсь сперва хорошенько,

А потом и серьезно займусь".

 

Суетился, спешил, торопился,

В день по нескольку лекций читал;

Секретарствовал где-то, учился

В то же время; статейки писал...

Так трудясь неразборчиво, жадно,

Ничего он не сделал изрядно,

Да и сам-то пожить не успел,

Не потешил ни бога, ни черта,

Не увлекся ничем никогда

И бессмысленной жертвой комфорта

Пал - под игом пустого труда!

 

Знал я мужа: командой пожарной

И больницею он заправлял,

К дыму, к пламени в бане угарной

Он нарочно солдат приучал.

Вечно ревностный, вечно неспящий,

Столько делал фальшивых тревог,

Что случится пожар настоящий -

Смотришь, лошади, люди без ног!

"Смирно! кутай башку в одеяло!"-

В лазарете кричат фельдшера

Настежь форточки - ждут генерала,-

Вся больница в тревоге с утра.

Генерал на минуту приедет,

Смотришь: к вечеру в этот денек

Десять новых горячечных бредит,

А иной и умрет под шумок...

 

Знал я старца: в душе его бедной

Поселился панический страх,

Что погубит нас Запад зловредный.

Бледный, худенький, в синих очках,

Он недавно еще попадался

В книжных лавках, в кофейных домах,

На журналы, на книги бросался,

С карандашиком вечно в руках:

Поясненья, заметки, запросы

Составлял трудолюбец старик,

Он на вывески даже доносы

Сочинял, если не было книг.

Все его инстинктивно дичились,

Был он грязен, жил в крайней нужде,

И зловещие слухи носились

Об его бескорыстном труде.

 

Взволновали Париж беспокойный,

Наступили февральские дни,

Сам ты знаешь, читатель достойный,

Как у нас отразились они.

Подоспело удобное время,

И в комиссию мрачный донос

На погибшее блудное племя

В три приема доносчик принес.

И вещал он властям предержащим:

"Многолетний сей труд рассмотри

И мечом правосудья разящим

Буесловия гидру сотри!.."

Суд отказом его не обидел,

Но старик уже слишком наврал:

Демагога в Булгарине видел,

Робеспьером Сенковского звал.

Возвратили!.. В тоске безысходной

Старец скорбные очи смежил,

И Линяев, сатирик холодный,

Эпитафию старцу сложил:

"Здесь обрел даровую квартиру

Муж злокачествен, подл и плешив,

И оставил в наследие миру

Образцовых доносов архив".

Так погиб бесполезно, бесследно

Труд почтенный; не правда ли, жаль?

 

"Иногда и лениться не вредно",-

Такова этих притчей мораль...

 

 

 

3

 

 

Время в клуб воротиться, к обеду...

Нет, уж поздно! Обед при конце,

Слишком мы протянули беседу

О Сереже, лихом молодце.

Стариков полусонная стая

С мест своих тяжело поднялась,

Животами друг друга толкая,

До диванов кой-как доплелась.

Закупив дорогие сигары,

Неиграющий люд на кружки

Разделился; пошли тары-бары...

(Козыряют давно игроки.)

 

Нынче множество тем для витийства,

Утром только газеты взгляни -

Интересные кражи, убийства,

Но газеты молчали в те дни.

Никаких "современных вопросов",

Слухов, толков, живых новостей,

Исключенье одно: для доносов

Допускалось. Доносчик Авдей

Представлялся исчадием ада

В добродушные те времена,

Вообще же в стенах Петрограда

По газетам, была тишина.

В остальной необъятной России

И подавно! Своим чередом

Шли дожди, бунтовали стихии,

А народ... мы не знали о нем.

Правда, дикие, смутные вести

Долетали до нас иногда

О мужицкой расправе, о мести,

Но не верилось как-то тогда

Мрачным слухам. Покой нарушался

Только голодом, мором, войной,

Да случайно впросак попадался

Колоссальный ворище порой -

Тут молва создавала поэмы,

Оживало всё общество вдруг...

А затем обиходные темы

Сокращали наш мирный досуг.

 

Две бутылки бордо уничтожа,

Не касаясь общественных дел,

О борзых, о лоретках Сережа

Говорить бесподобно умел:

Берты, Мины и прочие... дуры

В живописном рассказе его

Соблазнительней самой натуры

Выходили. Но лучше всего

Он дразнил петербургских актеров

И жеманных французских актрис.

Темой самых живых разговоров

Были скачки, парад, бенефис.

В офицерском кругу говорили

О тугом производстве своем

И о том, чьи полки победили

На маневрах под Красным Селом:

"Верно, явится завтра в приказе

Благодарность войскам, господа:

Сам фельдмаршал воскликнул в экстазе:

"Подавайте Европу сюда!...""

Тут же шли бесконечные споры

О дуэли в таком-то полку

Из-за Клары, Арманс или Лоры,

А меж тем где-нибудь в уголку

Звуки грязно настроенной лиры

Костя Бурцев ("поэт не для дам",

Он же член "Комитета Земфиры")

Сообщал потихоньку друзьям.

 

Безобидные, мирные темы!

Не озлят, не поссорят они...

Интересами личными все мы

Занималися больше в те дни.

Впрочем, были у нас русофилы

(Те, что видели в немцах врагов),

Наезжали к нам славянофилы,

Светский тип их тогда был таков:

В Петербурге шампанское с квасом

Попивали из древних ковшей,

А в Москве восхваляли с экстазом

Допетровский порядок вещей,

Но, живя за границей, владели

Очень плохо родным языком,

И понятья они не имели

О славянском призваньи своем.

Я однажды смеялся до колик,

Слыша, как князь говорил:

"Я, душа моя, славянофил".

-"А религия ваша?" - "Католик".

 

Не задеты ничем за живое,

Всякий спор мы бросали легко,

Вот за картами,- дело другое!-

Волновались мы тут глубоко.

Чу! какой-то игрок крутонравный,

Проклиная несчастье, гремит.

Чу! наш друг, путешественник славный,

Монотонно и дерзко ворчит:

Дух какой-то враждой непонятной

За игрой омрачается в нем;

Человек он весьма деликатный,

С добрым сердцем, с развитым умом;

Несомненным талантом владея,

Он прославился книгой своей,

Он из Африки негра-лакея

Вывез (очень хороший лакей,

Впрочем, смысла в подобных затеях

Я не вижу: по воле судеб

Петербург недостатка в лакеях

Никогда не имел)... Но свиреп

Он в игре, как гиена: осадок

От сибирских лихих непогод,

От египетских злых лихорадок

И от всяких житейских невзгод

Он бросает в лицо партенера

Так язвительно, тонко и зло,

Что игра прекращается скоро,

Как бы жертве его ни везло...

 

Генерал с поврежденной рукою

Также здесь налицо; до сих пор

От него еще дышит войною,

Пахнет дымом Федюхиных гор.

В нем героя война отличила,

Но игрок навсегда пострадал:

Пуля пальцы ему откусила...

Праздно бродит седой генерал!

 

В тесноте, доходящей до давки,

Весь в камнях, подрумянен, завит,

Принимающий всякие ставки

За столом миллионщик сидит:

Тут идут смертоносные схватки.

От надменных игорных тузов

До копеечных трех игроков

(Называемых: терц от девятки)

Все участвуют в этом бою,

Горячась и волнуясь немало...

(Тут и я, мой читатель, стою

И пытаю фортуну, бывало...)

При счастливой игре не хорош,

Жаден, дерзок, богач старичишка

Придирается, спорит за грош,

Рад удаче своей, как мальчишка,

Но зато при несчастьи он мил!

Он, бывало, нас много смешил...

При несчастьи вздыхал он нервически,

Потирал раскрасневшийся нос

И певал про себя иронически:

"Веселись, храбрый росс!..."

 

Бой окончен, старик удаляется,

Взяв добычи порядочный пук...

За три комнаты слышно: стук! стук!

То не каменный гость приближается...

Стук! стук! стук! - равномерно стучит

Словно ступа, нога деревянная:

Входит старый седой инвалид,

Тоже личность престранная...

 

...........................

Муза! ты отступаешь от плана!

Общий очерк затеяли мы,

Так не тронь же, мой друг, ни Ивана,

Ни Луки, ни Фомы, ни Кузьмы!

Дорисуй впечатленье - и мирно

Удались, не задев единиц!

Да, играли и кушали жирно,

Много было типических лиц,-

Но приспевшие дружно реформы

Дали обществу новые формы...

 

 

 

4

 

 

Благодатное время надежд!

Да! прошедшим и ты уже стало!

К удовольствию диких невежд,

Ты обетов своих не сдержало.

Но шумя и куда-то спеша

И как будто оковы сбивая,

Русь! была ты тогда хороша!

(Разуметь надо: Русь городская.)

Как невольник, покинув тюрьму,

Разгибается, вольно вздыхает

И, не веря себе самому,

Богатырскую мощь ощущает,

Ты казалась сильна, молода,

К Правде, к Свету, к Свободе стремилась,

В прегрешениях тяжких тогда,

Как блудница, ты громко винилась,

И казалось нам в первые дни:

Повториться не могут они...

 

Приводя наше прошлое в ясность,

Проклиная бесправье, безгласность,

Произвол и господство бича,

Далеко мы зашли сгоряча!

Между тем, как народ неразвитый

Ел кору и молчал как убитый,

Мы сердечно болели о нем,

Мы взывали: "Даруйте свободу

Угнетенному нами народу,

Мы прошедшее сами клянем!

Посмотрите на нас: мы обжоры,

Мы ходячие трупы, гробы,

Казнокрады, народные воры,

Угнетатели, трусы, рабы!"

Походя на толпу сумасшедших,

На самих себя вьющих бичи,

Сознаваться в недугах прошедших

Были мы до того горячи,

Что превысили всякую меру...

Крылось что-то неладное тут,

Но не вдруг потеряли мы веру...

Призывая на дело, на труд,

Понял горькую истину сразу

Только юноша гений тогда,

Произнесший бессмертную фразу:

"В настоящее время, когда..."

 

Дело двинулось... волею власти...

И тогда-то во всей наготе

Обнаружились личные страсти

И послышались речи - не те:

"Это яд, уж давно отравлявший

Наше общество, силу забрал!"-

Восклицал, словно с неба упавший,

Суясь всюду, сморчок генерал

(Как цветы, что в ночи распускаются,

Эти люди в чинах повышаются

В строгой тайне - и в жизни потом

С непонятным апломбом являются

В роковом ореоле своем).

"Со времен Петрашевского строго

За развитьем его я следил,

Я наметил поборников много,

Но... напрасно я труд погубил!

Горе! горе! Имею сынишку,

Тяжкой службой, бессонным трудом

Приобрел я себе деревнишку...

Что ж... пойду я теперь нагишом?..

Любо вам рисоваться, мальчишки!

А со мной-то что сделали вы?.."

 

Если б только такие людишки

Порицали реформу... увы!

Радикалы вчерашние тоже

Восклицали: "Что будет?.. о боже!.."

Уступать не хотели земли...

(Впрочем, надо заметить, не много,

Разбирая прошедшее строго,

Мы бы явных протестов начли:

По обычаю мудрых холопов,

Мы держали побольше подкопов

Или рабски за временем шли...)

 

Некто, слывший по службе за гения,

Генерал Фердинанд фон дер Шпехт

(Об отводе лесов для сечения

Подававший обширный проект),

Нам предсказывал бунты народные

("Что, не прав я?.." - потом он кричал).

"Всё они! всё мальчишки негодные!" -

Негодующий хор повторял.

 

Та вражда к молодым поколеньям

Здесь начальные корни взяла,

Что впоследствии диким явленьем

В нашу жизнь так глубоко вошла.

Учрежденным тогда комитетам

Потерявшие ум старики

Посылали, сердясь не по летам,

Брань такую: "Мальчишки! щенки!.."

(Там действительно люди засели

С средним чином, без лент и без звезд,

А иные тузы полетели

В то же время с насиженных мест.)

Не щадя даже сына родного,

Уничтожить иной был готов

За усмешку, за резкое слово

Безбородых, безусых бойцов;

Их ошибки встречались шипеньем,

Их несчастье - скаканьем и пеньем:

"Ну! теперь-то припрут молодцов!

Лезут на стену, корчат Катонов,

Посевают идеи Прудонов,

А пугни - присмиреет любой,

Станет петь превосходство неволи..."

 

Правда, правда! народ молодой

Брал подчас непосильные роли.

Но молчать бы вам лучше, глупцы,

Да решеньем вопроса заняться:

Таковы ли бывают отцы,

От которых герои родятся?..

 

---

 

Клубу нашему тоже на долю

Неприятностей выпало вволю.

Чуть тронулся крестьянский вопрос

И порядок нарушился древний,

Стали "плохо писать из деревни".

"Не сыграть ли в картишки?" - "На что-с? -

Отвечал вопрошаемый грубо.-

Своротили вы, сударь, с ума!.."

Члены мирно дремавшего клуба

Разделились; пошла кутерьма:

Крепостник, находя незаконной,

Откровенно реформу бранил,

А в ответ якобинец салонный

Говорил, говорил, говорил...

 

Сам себе с наслажденьем внимая,

Формируя парламентский слог,

Всем недугам родимого края

Подводил он жестокий итог;

Человеком идей прогрессивных

Не без цели стараясь прослыть,

Убеждал старикашек наивных

Встрепенуться и Русь полюбить!

Всё отдать для отчизны священной,

Умереть, если так суждено!..

Ты не пой, соловей современный!

Эту песню мы знаем давно!

Осуждаешь ты старое смело,

Недоволен и новым слегка,

Ты способен и доброе дело

Между фразами сделать пока;

Ты теперь еще шуткою дерзкой

Иногда подлеца оборвешь,

Но получишь ты ключ камергерской -

И уста им навеки запрешь!

Пуще тех "гуртовых" генералов,

Над которыми ныне остришь,

Станешь ты нажимать либералов,

С ними всякую связь прекратишь,-

Этим ты стариков успокоишь,

И помогут тебе старики.

Ловко ты свое здание строишь,

Мастерски расставляешь силки!..

 

Словом, мирные дни миновали,

Много выбыло членов тогда,

А иные ходить перестали,

Остальных разделяла вражда.

Хор согласный - стал дик и нестроен,

Ни игры, ни богатых пиров!

Лишь один оставался спокоен -

Это дедушка медный Крылов:

Не бездушным глядел истуканом,

Он лукавым сатиром глядел,

Игрокам, бюрократам, дворянам

Он, казалось, насмешливо пел:

 

"Полно вам - благо сами вы целы -

О наделах своих толковать,

Смерть придет - уравняет наделы!

Если вам мудрено уравнять...

 

Полно вам враждовать меж собою

За чины, за места, за кресты -

Смерть придет и отнимет без бою

И чины, и места, и кресты!..

 

Пусть вас минус в игре не смущает,

Игроки! пусть не радует плюс,

Смерть придет - все итоги сравняет:

Будет, будет у каждого плюс!.."

 

Губернаторы, места лишенные,

Земледельцы - дворяне стесненные,

Откупные тузы разоренные,

Игроки, прогоревшие в прах,

Генерал, проигравший сражение,

Адмирал, потерпевший крушение,-

Находили ли вы утешение

В этих кратких и мудрых словах?..

 

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

 

С плеч упало тяжелое бремя,

Написал я четыре главы.

"Почему же не новое время,

А недавнее выбрали вы? -

Замечает читатель, живущий

Где-нибудь в захолустной дали. -

Сцены, очерки жизни текущей

Мы бы с большей охотой прочли.

Ваши книги расходятся худо!

А зачем же вчерашнее блюдо,

Вместо свежего, ставить на стол?

Чем в прошедшем упорно копаться,

Не гораздо ли лучше касаться

Новых язв, народившихся зол?"

 

Для людей, в захолустьи живущих,

Мы действительно странны, смешны,

Но, читатель! в вопросах текущих

Права голоса мы лишены,

Прикасаться к ним робко, несмело -

Значит пуще запутывать их,

Шить на мертвых не трудное дело,

Нам желательно шить на живых.

Устарелое вымерло племя,

Вообще устоялись умы,

Потому-то недавнее время,

Государь мой, и тронули мы

(Да и то с подобающим тактом)...

Погоди, если мы поживем,

Дав назад отодвинуться фактам,-

И вперед мы рассказ поведем,-

Мы коснемся столичных пожаров

И волнений в среде молодой,

Понесенных прогрессом ударов

И печальных потерь... Да и той

Злополучной поры не забудем,

Что прогресс повернула вверх дном,

И всегда по возможности будем

Верны истине - задним числом...

 

(1863 - 1871)

 

 

 

91-92. РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ

 

 

1

 

КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ

 

(1826 год)

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

 

Покоен, прочен и легок

На диво слаженный возок;

 

Сам граф-отец не раз, не два

Его попробовал сперва.

 

Шесть лошадей в него впрягли,

Фонарь внутри его зажгли.

 

Сам граф подушки поправлял,

Медвежью полость в ноги стлал,

 

Творя молитву, образок

Повесил в правый уголок

 

И - зарыдал... Княгиня-дочь

Куда-то едет в эту ночь...

 

1

 

"Да, рвем мы сердце пополам

Друг другу, но, родной,

Скажи, что ж больше делать нам?

Поможешь ли тоской!

Один, кто мог бы нам помочь

Теперь... Прости, прости!

Благослови родную дочь

И с миром отпусти!

 

2

 

Бог весть, увидимся ли вновь,

Увы! надежды нет.

Прости и знай: твою любовь,

Последний твой завет

Я буду помнить глубоко

В далекой стороне...

Не плачу я, но не легко

С тобой расстаться мне!

 

3

 

О, видит бог!.. Но долг другой,

И выше и трудней,

Меня зовет... Прости, родной!

Напрасных слез не лей!

Далек мой путь, тяжел мой путь,

Страшна судьба моя,

Но сталью я одела грудь...

Гордись - я дочь твоя!

 

4

 

Прости и ты, мой край родной,

Прости, несчастный край!

И ты... о город роковой,

Гнездо царей... прощай!

Кто видел Лондон и Париж,

Венецию и Рим,

Того ты блеском не прельстишь,

Но был ты мной любим -

 

5

 

Счастливо молодость моя

Прошла в стенах твоих,

Твои балы любила я,

Катанья с гор крутых,

Любила блеск Невы твоей

В вечерней тишине,

И эту площадь перед ней

С героем на коне...

 

6

 

Мне не забыть... Потом, потом

Расскажут нашу быль...

А ты будь проклят, мрачный дом,

Где первую кадриль

Я танцевала... Та рука

Досель мне руку жжет...

Ликуй...........................

..............................."

 

---

 

Покоен, прочен и легок,

Катится городом возок.

 

Вся в черном, мертвенно бледна,

Княгиня едет в нем одна,

 

А секретарь отца (в крестах,

Чтоб наводить дорогой страх)

 

С прислугой скачет впереди...

Свища бичом, крича: "Пади!"

 

Ямщик столицу миновал....

Далек княгине путь лежал,

 

Была суровая зима...

На каждой станции сама

 

Выходит путница: "Скорей

Перепрягайте лошадей!"

 

И сыплет щедрою рукой

Червонцы челяди ямской.

 

Но труден путь! В двадцатый день

Едва приехали в Тюмень,

 

Еще скакали десять дней,

"Увидим скоро Енисей, -

 

Сказал княгине секретарь, -

Не ездит так и государь!.."

 

---

 

Вперед! Душа полна тоски,

Дорога всё трудней,

Но грезы мирны и легки -

Приснилась юность ей.

Богатство, блеск! Высокий дом

На берегу Невы,

Обита лестница ковром,

Перед подъездом львы,

Изящно убран пышный зал,

Огнями весь горит.

О радость! нынче детский бал,

Чу! музыка гремит!

Ей ленты алые вплели

В две русые косы,

Цветы, наряды принесли

Невиданной красы.

Пришел папаша - сед, румян,-

К гостям ее зовет.

"Ну, Катя! чудо сарафан!

Он всех с ума сведет!"

Ей любо, любо без границ.

Кружится перед ней

Цветник из милых детских лиц,

Головок и кудрей.

Нарядны дети, как цветы,

Нарядней старики:

Плюмажи, ленты и кресты,

Со звоном каблуки...

Танцует, прыгает дитя,

Не мысля ни о чем,

И детство резвое шутя

Проносится... Потом

Другое время, бал другой

Ей снится: перед ней

Стоит красавец молодой,

Он что-то шепчет ей...

Потом опять балы, балы...

Она - хозяйка их,

У них сановники, послы,

Весь модный свет у них...

"О милый! что ты так угрюм?

Что на сердце твоем?"

- "Дитя! мне скучен светский шум,

Уйдем скорей, уйдем!"

 

И вот уехала она

С избранником своим.

Пред нею чудная страна,

Пред нею - вечный Рим...

Ах! чем бы жизнь нам помянуть -

Не будь у нас тех дней,

Когда, урвавшись как-нибудь

Из родины своей

И скучный север миновав,

Примчимся мы на юг.

До нас нужды, над нами прав

Ни у кого... Сам-друг

Всегда лишь с тем, кто дорог нам,

Живем мы, как хотим;

Сегодня смотрим древний храм,

А завтра посетим

Дворец, развалины, музей...

Как весело притом

Делиться мыслию своей

С любимым существом!

 

Под обаяньем красоты,

Во власти строгих дум,

По Ватикану бродишь ты

Подавлен и угрюм;

Отжившим миром окружен,

Не помнишь о живом.

Зато как страшно поражен

Ты в первый миг потом,

Когда, покинув Ватикан,

Вернешься в мир живой,

Где ржет осел, шумит фонтан,

Поет мастеровой;

Торговля бойкая кипит,

Кричат на все лады:

"Кораллов! раковин! улит!

Мороженой воды!"

Танцует, ест, дерется голь,

Довольная собой,

И косу черную как смоль

Римлянке молодой

Старуха чешет... Жарок день,

Несносен черни гам,

Где нам найти покой и тень?

Заходим в первый храм.

 

Не слышен здесь житейский шум,

Прохлада, тишина

И полусумрак... Строгих дум

Опять душа полна.

Святых и ангелов толпой

Вверху украшен храм,

Порфир и яшма под ногой

И мрамор по стенам...

 

Как сладко слушать моря шум!

Сидишь по часу нем,

Неугнетенный, бодрый ум

Работает меж тем....

До солнца горною тропой

Взберешься высоко -

Какое утро пред тобой!

Как дышится легко!

Но жарче, жарче южный день,

На зелени долин

Росинки нет... Уйдем под тень

Зонтообразных пинн...

 

Княгине памятны те дни

Прогулок и бесед,

В душе оставили они

Неизгладимый след.

Но не вернуть ей дней былых,

Тех дней надежд и грез,

Как не вернуть потом о них

Пролитых ею слез!..

 

Исчезли радужные сны,

Пред нею ряд картин

Забитой, загнанной страны:

Суровый господин

И жалкий труженик-мужик

С понурой головой...

Как первый властвовать привык!

Как рабствует второй!

Ей снятся группы бедняков

На нивах, на лугах,

Ей снятся стоны бурлаков

На волжских берегах...

Наивным ужасом полна,

Она не ест, не спит,

Засыпать спутника она

Вопросами спешит:

"Скажи, ужель весь край таков?

Довольства тени нет?.."

- "Ты в царстве нищих и рабов!" -

Короткий был ответ...

 

Она проснулась - в руку сон!

Чу, слышен впереди

Печальный звон - кандальный звон!

"Эй, кучер, погоди!"

То ссыльных партия идет,

Больней заныла грудь.

Княгиня деньги им дает,-

"Спасибо, добрый путь!"

Ей долго, долго лица их

Мерещатся потом,

И не прогнать ей дум своих,

Не позабыться сном!

"И та здесь партия была...

Да... нет других путей...

Но след их вьюга замела.

Скорей, ямщик, скорей!.."

 

---

 

Мороз сильней, пустынней путь,

Чем дале на восток;

На триста верст какой-нибудь

Убогий городок,

Зато как радостно глядишь

На темный ряд домов,

Но где же люди? Всюду тишь,

Не слышно даже псов.

Под кровлю всех загнал мороз,

Чаек от скуки пьют.

Прошел солдат, проехал воз,

Куранты где-то бьют.

Замерзли окна... огонек

В одном чуть-чуть мелькнул...

Собор... на выезде острог...

Ямщик кнутом махнул:

"Эй вы!" - и нет уж городка,

Последний дом исчез...

Направо - горы и река,

Налево темный лес...

 

Кипит больной, усталый ум,

Бессонный до утра,

Тоскует сердце. Смена дум

Мучительно быстра:

Княгиня видит то друзей,

То мрачную тюрьму,

И тут же думается ей -

Бог знает почему,-

Что небо звездное - песком

Посыпанный листок,

А месяц - красным сургучом

Оттиснутый кружок...

 

Пропали горы; началась

Равнина без конца.

Еще мертвей! Не встретит глаз

Живого деревца.

"А вот и тундра!" - говорит

Ямщик, бурят степной.

Княгиня пристально глядит

И думает с тоской:

Сюда-то жадный человек

За золотом идет!

Оно лежит по руслам рек,

Оно на дне болот.

Трудна добыча на реке,

Болота страшны в зной,

Но хуже, хуже в руднике,

Глубоко под землей!..

Там гробовая тишина,

Там безрассветный мрак...

Зачем, проклятая страна,

Нашел тебя Ермак?..

 

---

 

Чредой спустилась ночи мгла,

Опять взошла луна.

Княгиня долго не спала,

Тяжелых дум полна...

Уснула... Башня снится ей...

Она вверху стоит;

Знакомый город перед ней

Волнуется, шумит;

К обширной площади бегут

Несметные толпы:

Чиновный люд, торговый люд,

Разносчики, попы;

Пестреют шляпки, бархат, шелк,

Тулупы, армяки...

Стоял уж там какой-то полк,

Пришли еще полки,

Побольше тысячи солдат

Сошлось. Они "ура!" кричат,

Они чего-то ждут...

Народ галдел, народ зевал,

Едва ли сотый понимал,

Что делается тут...

Зато посмеивался в ус,

Лукаво щуря взор,

Знакомый с бурями француз,

Столичный куафер...

 

Приспели новые полки:

"Сдавайтесь!"- тем кричат.

Ответ им - пули и штыки,

Сдаваться не хотят.

Какой-то бравый генерал,

Влетев в каре, грозиться стал -

С коня снесли его.

Другой приблизился к рядам:

"Прощенье царь дарует вам!"

Убили и того.

 

Явился сам митрополит

С хоругвями, с крестом:

"Покайтесь, братия! - гласит, -

Падите пред царем!"

Солдаты слушали, крестясь,

Но дружен был ответ:

"Уйди, старик! молись за нас!

Тебе здесь дела нет..."

 

Тогда-то пушки навели,

Сам царь скомандовал: "па-ли!.."

Картечь свистит, ядро ревет,

Рядами валится народ...

"О, милый! жив ли ты?.."

Княгиня, память потеряв,

Вперед рванулась и стремглав

Упала с высоты!

 

Пред нею длинный и сырой

Подземный коридор,

У каждой двери часовой,

Все двери на запор.

Прибою волн подобный плеск

Снаружи слышен ей;

Внутри - бряцанье, ружей блеск

При свете фонарей;

Да отдаленный шум шагов

И долгий гул от них,

Да перекрестный бой часов,

Да крики часовых...

 

С ключами, старый и седой,

Усатый инвалид.

"Иди, печальница, за мной! -

Ей тихо говорит. -

Я проведу тебя к нему,

Он жив и невредим..."

Она доверилась ему,

Она пошла за ним...

 

Шли долго, долго... Наконец

Дверь взвизгнула - и вдруг

Пред нею он... живой мертвец...

Пред нею - бедный друг!

Упав на грудь ему, она

Торопится спросить:

"Скажи, что делать? Я сильна,

Могу я страшно мстить!

Достанет мужества в груди,

Готовность горяча,

Просить ли надо?.." - "Не ходи,

Не тронешь палача!"

- "О милый! Что сказал ты? Слов

Не слышу я твоих.

То этот страшный бой часов,

То крики часовых!

Зачем тут третий между нас?.."

- "Наивен твой вопрос".

 

"Пора! пробил урочный час!" -

Тот "третий" произнес...

 

---

 

Княгиня вздрогнула,- глядит

Испуганно кругом,

Ей ужас сердце леденит:

Не всё тут было сном!..

 

Луна плыла среди небес

Без блеска, без лучей,

Налево был угрюмый лес,

Направо - Енисей.

Темно! Навстречу ни души,

Ямщик на козлах спал,

Голодный волк в лесной глуши

Пронзительно стонал,

Да ветер бился и ревел,

Играя на реке,

Да инородец где-то пел

На странном языке.

Суровым пафосом звучал

Неведомый язык

И пуще сердце надрывал,

Как в бурю чайки крик...

 

Княгине холодно; в ту ночь

Мороз был нестерпим,

Упали силы; ей невмочь

Бороться больше с ним.

Рассудком ужас овладел,

Что не доехать ей.

Ямщик давно уже не пел,

Не понукал коней,

Передней тройки не слыхать.

"Эй! жив ли ты, ямщик?

Что ты замолк? не вздумай спать!"

- "Не бойтесь, я привык..."

 

Летят... Из мерзлого окна

Не видно ничего,

Опасный гонит сон она,

Но не прогнать его!

Он волю женщины больной

Мгновенно покорил

И, как волшебник, в край иной

Ее переселил.

Тот край - он ей уже знаком,-

Как прежде неги полн,

И теплым солнечным лучом

И сладким пеньем волн

Ее приветствовал, как друг...

Куда ни поглядит:

"Да, это - юг! да, это юг!" -

Всё взору говорит...

 

Ни тучки в небе голубом,

Долина вся в цветах,

Всё солнцем залито, - на всем,

Внизу и на горах,

Печать могучей красоты,

Ликует всё вокруг;

Ей солнце, море и цветы

Поют: "Да - это юг!"

 

В долине между цепью гор

И морем голубым

Она летит во весь опор

С избранником своим.

Дорога их - роскошный сад,

С деревьев льется аромат,

На каждом дереве горит

Румяный, пышный плод;

Сквозь ветви темные сквозит

Лазурь небес и вод;

По морю реют корабли,

Мелькают паруса,

А горы, видные вдали,

Уходят в небеса.

Как чудны краски их! За час

Рубины рдели там,

Теперь заискрился топаз

По белым их хребтам...

Вот вьючный мул идет шажком,

В бубенчиках, в цветах,

За мулом - женщина с венком,

С корзиною в руках.

Она кричит им: "Добрый путь!" -

И, засмеявшись вдруг,

Бросает быстро ей на грудь

Цветок... да! это юг!

Страна античных, смуглых дев

И вечных роз страна...

Чу! мелодический напев,

Чу! музыка слышна!..

"Да, это юг! да, это юг!

(Поет ей добрый сон.)

Опять с тобой любимый друг,

Опять свободен он!.."

 

 

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

 

Уже два месяца почти

Бессменно день и ночь в пути

 

На диво слаженный возок,

А всё конец пути далек!

 

Княгинин спутник так устал,

Что под Иркутском захворал.

 

Два дня прождав его, она

Помчалась далее одна...

 

Ее в Иркутске встретил сам

Начальник городской;

Как мощи сух, как палка прям,

Высокий и седой.

Сползла с плеча его доха,

Под ней - кресты, мундир,

На шляпе - перья петуха.

Почтенный бригадир,

Ругнув за что-то ямщика,

Поспешно подскочил

И дверцы прочного возка

Княгине отворил...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

<<(входит в станционный дом

 

В Нерчинск! Закладывать скорей!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Пришел я - встретить вас.

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Велите ж дать мне лошадей!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Прошу помедлить час.

Дорога наша так дурна,

Вам нужно отдохнуть...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Благодарю вас! Я сильна...

Уж недалек мой путь...

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Всё ж будет верст до восьмисот,

А главная беда:

Дорога хуже там пойдет,

Опасная езда!..

Два слова нужно вам сказать

По службе, - и притом

Имел я счастье графа знать,

Семь лет служил при нем.

Отец ваш редкий человек

По сердцу, по уму,

Запечатлев в душе навек

Признательность к нему,

К услугам дочери его

Готов я... весь я ваш...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Но мне не нужно ничего!

 

<<(Отворяя дверь в сени.)>>

 

Готов ли экипаж?

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Покуда я не прикажу,

Его не подадут...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Так прикажите ж! Я прошу...

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Но есть зацепка тут:

С последней почтой прислана

Бумага...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Что же в ней:

Уж не вернуться ль я должна?

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Да-с, было бы верней.

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Да кто ж прислал вам и о чем

Бумагу? что же - там

Шутили, что ли, над отцом?

Он всё устроил сам!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Нет... не решусь я утверждать...

Но путь еще далек...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Так что же даром и болтать!

Готов ли мой возок?

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Нет! Я еще не приказал...

Княгиня! здесь я - царь!

Садитесь! Я уже сказал,

Что знал я графа встарь,

А граф... хоть он вас отпустил,

По доброте своей,

Но ваш отъезд его убил...

Вернитесь поскорей!

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Нет! что однажды решено -

Исполню до конца!

Мне вам рассказывать смешно,

Как я люблю отца,

Как любит он. Но долг другой,

И выше и святей,

Меня зовет. Мучитель мой!

Давайте лошадей!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Позвольте-с. Я согласен сам,

Что дорог каждый час,

Но хорошо ль известно вам,

Что ожидает вас?

Бесплодна наша сторона,

А та - еще бедней,

Короче нашей там весна,

Зима - еще длинней.

Да-с, восемь месяцев зима

Там - знаете ли вы?

Там люди редки без клейма,

И те душой черствы;

На воле рыскают кругом

Там только варнаки;

Ужасен там тюремный дом,

Глубоки рудники.

Вам не придется с мужем быть

Минуты глаз на глаз:

В казарме общей надо жить,

А пища: хлеб да квас.

Пять тысяч каторжников там,

Озлоблены судьбой,

Заводят драки по ночам,

Убийства и разбой;

Короток им и страшен суд,

Грознее нет суда!

И вы, княгиня, вечно тут

Свидетельницей... Да!

Поверьте, вас не пощадят,

Не сжалится никто!

Пускай ваш муж - он виноват...

А вам терпеть... за что?

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Ужасно будет, знаю я,

Жизнь мужа моего.

Пускай же будет и моя

Не радостней его!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Но вы не будете там жить:

Тот климат вас убьет!

Я вас обязан убедить,

Не ездите вперед!

Ах! вам ли жить в стране такой,

Где воздух у людей

Не паром - пылью ледяной

Выходит из ноздрей?

Где мрак и холод круглый год,

А в краткие жары -

Непросыхающих болот

Зловредные пары?

Да... Страшный край! Оттуда прочь

Бежит и зверь лесной,

Когда стосуточная ночь

Повиснет над страной...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Живут же люди в том краю,

Привыкну я шутя...

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Живут? Но молодость свою

Припомните... дитя!

Здесь мать - водицей снеговой,

Родив, омоет дочь,

Малютку грозной бури вой

Баюкает всю ночь,

А будит дикий зверь, рыча

Близ хижины лесной,

Да пурга, бешено стуча

В окно, как домовой.

С глухих лесов, с пустынных рек

Сбирая дань свою,

Окреп туземный человек

С природою в бою,

А вы?..

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Пусть смерть мне суждена -

Мне нечего жалеть!..

Я еду! еду! я должна

Близ мужа умереть.

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Да, вы умрете, но сперва

Измучите того,

Чья безвозвратно голова

Погибла. Для него

Прошу: не ездите туда!

Сноснее одному,

Устав от тяжкого труда,

Прийти в свою тюрьму,

Прийти - и лечь на голый пол

И с черствым сухарем

Заснуть... а добрый сон пришел -

И узник стал царем!

Летя мечтой к родным, к друзьям,

Увидя вас самих,

Проснется он, к дневным трудам

И бодр, и сердцем тих,

А с вами?.. с вами не знавать

Ему счастливых грез,

В себе он будет сознавать

Причину ваших слез.

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Ах!.. Эти речи поберечь

Вам лучше для других.

Всем вашим пыткам не извлечь

Слезу из глаз моих!

Покинув родину, друзей,

Любимого отца,

Приняв обет в душе моей

Исполнить до конца

Мой долг,- я слез не принесу

В проклятую тюрьму -

Я гордость, гордость в нем спасу,

Я силы дам ему!

Презренье к нашим палачам,

Сознанье правоты

Опорой верной будет нам.

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Прекрасные мечты!

Но их достанет на пять дней.

Не век же вам грустить?

Поверьте совести моей,

Захочется вам жить.

Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,

Нужда и вечный гнет,

А там балы, блестящий двор,

Свобода и почет.

Как знать? Быть может, бог судил...

Понравится другой,

Закон вас права не лишил...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Молчите!.. Боже мой!..

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Да, откровенно говорю,

Вернитесь лучше в свет.

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Благодарю, благодарю

За добрый ваш совет!

И прежде был там рай земной,

А нынче этот рай

Своей заботливой рукой

Расчистил Николай.

Там люди заживо гниют -

Ходячие гробы,

Мужчины - сборище Иуд,

А женщины - рабы.

Что там найду я? Ханжество,

Поруганную честь,

Нахальной дряни торжество

И подленькую месть.

Нет, в этот вырубленный лес

Меня не заманят,

Где были дубы до небес,

А ныне пни торчат!

Вернуться? жить среди клевет,

Пустых и темных дел?..

Там места нет, там друга нет

Тому, кто раз прозрел!

Нет, нет, я видеть не хочу

Продажных и тупых,

Не покажусь я палачу

Свободных и святых.

Забыть того, кто нас любил,

Вернуться - всё простя?

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Но он же вас не пощадил?

Подумайте, дитя:

О ком тоска? к кому любовь?

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Молчите, генерал!

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Когда б не доблестная кровь

Текла в вас - я б молчал.

Но если рветесь вы вперед,

Не веря ничему,

Быть может, гордость вас спасет...

Достались вы ему

С богатством, с именем, с умом,

С доверчивой душой,

А он, не думая о том,

Что станется с женой,

Увлекся призраком пустым

И - вот его судьба!..

И что ж?.. бежите вы за ним,

Как жалкая раба!

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Нет! я не жалкая раба,

Я женщина, жена!

Пускай горька моя судьба -

Я буду ей верна!

О, если б он меня забыл

Для женщины другой,

В моей душе достало б сил

Не быть его рабой!

Но знаю: к родине любовь

Соперница моя,

И если б нужно было, вновь

Ему простила б я!..

 

---

 

Княгиня кончила... Молчал

Упрямый старичок.

"Ну что ж? Велите, генерал,

Готовить мой возок?"

Не отвечая на вопрос,

Смотрел он долго в пол,

Потом в раздумьи произнес:

"До завтра" - и ушел...

 

---

 

Назавтра тот же разговор,

Просил и убеждал,

Но получил опять отпор

Почтенный генерал.

Все убежденья истощив

И выбившись из сил,

Он долго, важен, молчалив,

По комнате ходил

И наконец сказал: "Быть так!

Вас не спасешь, увы!..

Но знайте: сделав этот шаг,

Всего лишитесь вы!.."

 

- "Да что же мне еще терять?"

 

- "За мужем поскакав,

Вы отреченье подписать

Должны от ваших прав!"

 

Старик эффектно замолчал,

От этих страшных слов

Он, очевидно, пользы ждал,

Но был ответ таков:

"У вас седая голова,

А вы еще дитя!

Вам наши кажутся права

Правами - не шутя.

Нет! ими я не дорожу,

Возьмите их скорей!

Где отреченье? Подпишу!

И живо - лошадей!.."

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Бумагу эту подписать!

Да что вы?.. Боже мой!

Ведь это значит нищей стать

И женщиной простой!

Всему вы скажите прости,

Что вам дано отцом,

Что по наследству перейти

Должно бы к вам потом!

Права имущества, права

Дворянства потерять!

Нет, вы подумайте сперва -

Зайду я к вам опять!..

 

---

 

Ушел и не был целый день...

Когда спустилась тьма,

Княгиня, слабая как тень,

Пошла к нему сама.

Ее не принял генерал:

Хворает тяжело...

Пять дней, покуда он хворал,

Мучительных прошло,

А на шестой пришел он сам

И круто молвил ей:

"Я отпустить не вправе вам,

Княгиня, лошадей!

Вас по этапу поведут

С конвоем..."

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Боже мой!

Но так ведь месяцы пройдут

В дороге?..

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Да, весной

В Нерчинск придете, если вас

Дорога не убьет.

Навряд версты четыре в час

Закованный идет;

Посередине дня - привал,

С закатом дня - ночлег,

А ураган в степи застал -

Закапывайся в снег!

Да-с, промедленьям нет числа,

Иной упал, ослаб...

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

Не хорошо я поняла -

Что значит ваш этап?

 

<< ГУБЕРНАТОР >>

 

Под караулом казаков

С оружием в руках,

Этапом водим мы воров

И каторжных в цепях,

Они дорогою шалят,

Того гляди сбегут,

Так их канатом прикрутят

Друг к другу - и ведут

Трудненек путь! Да вот-с каков:

Отправится пятьсот,

А до нерчинских рудников

И трети не дойдет!

Они как мухи мрут в пути,

Особенно зимой...

И вам, княгиня, так идти?..

Вернитесь-ка домой!

 

<< КНЯГИНЯ >>

 

О нет! я этого ждала...

Но вы, но вы... злодей!..

Неделя целая прошла...

Нет сердца у людей!

Зачем бы разом не сказать?..

Уж я бы шла давно...

Велите ж партию сбирать -

Иду! мне всё равно!..

 

---

 

"Нет! вы поедете!..- вскричал

Нежданно старый генерал,

Закрыв рукой глаза.-

Как я вас мучил... Боже мой!..

(Из-под руки на ус седой

Скатилася слеза.)

Простите! да, я мучил вас,

Но мучился и сам,

Но строгий я имел приказ

Преграды ставить вам!

И разве их не ставил я?

Я делал всё, что мог,

Перед царем душа моя

Чиста, свидетель бог!

Острожным жестким сухарем

И жизнью взаперти,

Позором, ужасом, трудом

Этапного пути

Я вас старался напугать.

Не испугались вы!

И хоть бы мне не удержать

На плечах головы,

Я не могу, я не хочу

Тиранить больше вас...

Я вас в три дня туда домчу...

 

Отворяя дверь, кричит

 

Эй! запрягать, сейчас!.."

 

(Лето 1871)

 

 

 

 

 

 

2

 

Княгиня М. Н. Волконская

 

(бабушкины записки)

 

(1826-27 г.)

 

 

 

Глава 1

 

 

Проказники внуки! Сегодня они

С прогулки опять воротились:

"Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,

Когда мы в портретной садились

И ты начинала рассказывать нам,

Так весело было!.. Родная,

Еще что-нибудь расскажи!.." По углам

Уселись. Но их прогнала я:

"Успеете слушать; рассказов моих

Достанет на целые томы,

Но вы еще глупы: узнаете их,

Как будете с жизнью знакомы!

Я всё рассказала, доступное вам

По вашим ребяческим летам:

Идите гулять по полям, по лугам!

Идите же... пользуйтесь летом!"

 

И вот, не желая остаться в долгу

У внуков, пишу я записки;

Для них я портреты людей берегу,

Которые были мне близки,

Я им завещаю альбом - и цветы

С могилы сестры - Муравьевой,

Коллекцию бабочек, флору Читы

И виды страны той суровой;

Я им завещаю железный браслет...

Пускай берегут его свято:

В подарок жене его выковал дед

Из собственной цепи когда-то...

 

---

 

Родилась я, милые внуки мои,

Под Киевом, в тихой деревне;

Любимая дочь я была у семьи.

Наш род был богатый и древний,

Но пуще отец мой возвысил его:

Заманчивей славы героя,

Дороже отчизны - не знал ничего

Боец, не любивший покоя.

Творя чудеса, девятнадцати лет

Он был полковым командиром,

Он мужество добыл и лавры побед

И почести, чтимые миром.

Воинская слава его началась

Персидским и шведским походом,

Но память о нем нераздельно слилась

С великим двенадцатым годом:

Тут жизнь его долгим сраженьем была.

Походы мы с ним разделяли,

И в месяц иной не запомним числа,

Когда б за него не дрожали.

"Защитник Смоленска" всегда впереди

Опасного дела являлся...

Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,

Он вновь через сутки сражался,

Так летопись жизни его говорит:

В ряду полководцев России,

Покуда отечество наше стоит,

Он памятен будет! Витии

Отца моего осыпали хвалой,

Бессмертным его называя;

Жуковский почтил его громкой строфой,

Российских вождей прославляя:

Под Дашковой личного мужества жар

И жертву отца-патриота

Поэт воспевает. Воинственный дар

Являя в сраженьях без счета,

Не силой одною врагов побеждал

Ваш прадед в борьбе исполинской:

О нем говорили, что он сочетал

С отвагою гений воинский.

 

Войной озабочен, в семействе своем

Отец ни во что не мешался,

Но крут был порою; почти божеством

Он матери нашей казался,

И сам он глубоко привязан был к ней.

Отца мы любили - в герое,

Окончив походы, в усадьбе своей

Он медленно гас на покое.

Мы жили в большом подгородном дому.

Детей поручив англичанке,

Старик отдыхал. Я училась всему,

Что нужно богатой дворянке.

А после уроков бежала я в сад

И пела весь день беззаботно,

Мой голос был очень хорош, говорят,

Отец его слушал охотно;

Записки свои приводил он к концу,

Читал он газеты, журналы,

Пиры задавал; наезжали к отцу

Седые, как он, генералы,

И шли бесконечные споры тогда;

Меж тем молодежь танцевала.

Сказать ли вам правду? была я всегда

В то время царицею бала:

Очей моих томных огонь голубой

И черная с синим отливом

Большая коса, и румянец густой

На личике смуглом, красивом,

И рост мой высокий, и гибкий мой стан,

И гордая поступь - пленяли

Тогдашних красавцев: гусаров, улан,

Что близко с полками стояли.

Но слушала я неохотно их лесть...

Отец за меня постарался:

"Не время ли замуж? Жених уже есть,

Он славно под Лейпцигом дрался,

Его полюбил государь, наш отец,

И дал ему чин генерала.

Постарше тебя... а собой молодец,

Волконский! Его ты видала

На царском смотру... и у нас он бывал,

По парку с тобой всё шатался!"

- "Да, помню! Высокий такой генерал..."

-"Он самый!"- старик засмеялся...

"Отец, он так мало со мной говорил!"-

Заметила я, покраснела...

"Ты будешь с ним счастлива!" - круто решил

Старик, - возражать я не смела...

 

Прошло две недели - и я под венцом

С Сергеем Волконским стояла,

Не много я знала его женихом,

Не много и мужем узнала,-

Так мало мы жили под кровлей одной,

Так редко друг друга видали!

По дальним селеньям, на зимний постой,

Бригаду его разбросали,

Ее объезжал беспрестанно Сергей.

А я между тем расхворалась;

В Одессе потом, по совету врачей,

Я целое лето купалась;

Зимой он приехал за мною туда,

С неделю я с ним отдохнула

При главной квартире... и снова беда!

Однажды я крепко уснула.

Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,

Почти на рассвете то было):

"Вставай! Поскорее найди мне ключи!

Камин затопи!" Я вскочила...

Взглянула: встревожен и бледен он был.

Камин затопила я живо.

Из ящиков муж мой бумаги сносил

К камину - и жег торопливо.

Иные прочитывал бегло, спеша,

Иные бросал не читая.

И я помогала Сергею, дрожа

И глубже в огонь их толкая...

Потом он сказал: "Мы поедем сейчас",

Волос моих нежно касаясь.

Всё скоро уложено было у нас,

И утром, ни с кем не прощаясь,

Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,

Сергей был угрюм, торопился,

Довез до отцовской усадьбы меня

И тотчас со мною простился.

 

 

 

 

Глава 2

 

 

"Уехал!.. Что значила бледность его

И всё, что в ту ночь совершилось?

Зачем не сказал он жене ничего?

Недоброе что-то случилось!"

Я долго не знала покоя и сна,

Сомнения душу терзали:

"Уехал, уехал! опять я одна!.."

Родные меня утешали,

Отец торопливость его объяснял

Каким-нибудь делом случайным:

"Куда-нибудь сам император послал

Его с поручением тайным,

Не плачь! Ты походы делила со мной,

Превратности жизни военной

Ты знаешь; он скоро вернется домой!

Под сердцем залог драгоценный

Ты носишь: теперь ты беречься должна!

Всё кончится ладно, родная;

Жена муженька проводила одна,

А встретит, ребенка качая!.."

 

Увы! предсказанье его не сбылось!

Увидеться с бедной женою

И с первенцем сыном отцу довелось

Не здесь - не под кровлей родною!

 

Как дорого стоил мне первенец мой!

Два месяца я прохворала.

Измучена телом, убита душой,

Я первую няню узнала.

Спросила о муже.- "Еще не бывал!"

- "Писал ли?" - "И писем нет даже".

- "А где мой отец?" - "В Петербург ускакал".

- "А брат мой?" - "Уехал туда же".

 

"Мой муж не приехал, нет даже письма,

И брат и отец ускакали,-

Сказала я матушке: - Еду сама!

Довольно, довольно мы ждали!"

И как ни старалась упрашивать дочь

Старушка, я твердо решилась;

Припомнила я ту последнюю ночь

И всё, что тогда совершилось,

И ясно сознала, что с мужем моим

Недоброе что-то творится...

 

Стояла весна, по разливам речным

Пришлось черепахой тащиться.

 

Доехала я чуть живая опять.

"Где муж мой" - отца я спросила.

"В Молдавию муж твой ушел воевать".

- "Не пишет он?.." Глянул уныло

И вышел отец... Недоволен был брат,

Прислуга молчала, вздыхая.

Заметила я, что со мною хитрят,

Заботливо что-то скрывая;

Ссылаясь на то, что мне нужен покой,

Ко мне никого не пускали,

Меня окружили какой-то стеной,

Мне даже газет не давали!

Я вспомнила: много у мужа родных,

Пишу - отвечать умоляю.

Проходят недели, - ни слова от них!

Я плачу, я силы теряю...

 

Нет чувства мучительней тайной грозы.

Я клятвой отца уверяла,

Что я не пролью ни единой слезы,-

И он, и кругом всё молчало!

Любя, меня мучил мой бедный отец;

Жалея, удвоивал горе...

Узнала, узнала я всё наконец!..

Прочла я в самом приговоре,

Что был заговорщиком бедный Сергей:

Стояли они настороже,

Готовя войска к низверженью властей.

В вину ему ставилось тоже,

Что он... Закружилась моя голова...

Я верить глазам не хотела...

"Ужели?.." В уме не вязались слова:

Сергей - и бесчестное дело!

 

Я помню, сто раз я прочла приговор,

Вникая в слова роковые.

К отцу побежала, - с отцом разговор

Меня успокоил, родные!

С души словно камень тяжелый упал.

В одном я Сергея винила:

Зачем он жене ничего не сказал?

Подумав, и то я простила:

"Как мог он болтать? Я была молода,

Когда ж он со мной расставался,

Я сына под сердцем носила тогда:

За мать и дитя он боялся!-

Так думала я. - Пусть беда велика,

Не всё потеряла я в мире.

Сибирь так ужасна, Сибирь далека,

Но люди живут и в Сибири!.."

 

Всю ночь я горела, мечтая о том,

Как буду лелеять Сергея.

Под утро глубоким, крепительным сном

Уснула, - и встала бодрее.

Поправилось скоро здоровье мое,

Приятельниц я повидала,

Нашла я сестру, - расспросила ее

И горького много узнала!

Несчастные люди!.. "Всё время Сергей

(Сказала сестра) содержался

В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей...

Вчера только с ним повидался

Отец. Повидаться с ним можешь и ты:

Когда приговор прочитали,

Одели их в рубище, сняли кресты,

Но право свиданья им дали!.."

 

Подробностей ряд пропустила я тут...

Оставив следы роковые,

Доныне о мщеньи они вопиют...

Не знайте их лучше, родные.

 

Я в крепость поехала к мужу с сестрой,

Пришли мы сперва к "генералу",

Потом нас привел генерал пожилой

В обширную, мрачную залу.

"Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!"

Раскланявшись вежливо с нами,

Он вышел. С дверей не спускала я глаз.

Минуты казались часами.

Шаги постепенно смолкали вдали,

За ними я мыслью летела.

Мне чудилось: связку ключей принесли,

И ржавая дверь заскрипела.

В угрюмой каморке с железным окном

Измученный узник томился.

"Жена к вам приехала!.." Бледным лицом,

Он весь задрожал, оживился:

"Жена!.." Коридором он быстро бежал,

Довериться слуху не смея...

 

"Вот он!" - громогласно сказал генерал,

И я увидала Сергея...

 

Недаром над ним пронеслася гроза:

Морщины на лбу появились,

Лицо было мертвенно бледно, глаза

Не так уже ярко светились,

Но больше в них было, чем в прежние дни,

Той тихой, знакомой печали;

С минуту пытливо смотрели они

И радостно вдруг заблистали,

Казалось он в душу мою заглянул...

Я горько, припав к его груди,

Рыдала... Он обнял меня и шепнул:

"Здесь есть посторонние люди".

Потом он сказал, что полезно ему

Узнать добродетель смиренья,

Что, впрочем, легко переносит тюрьму,

И несколько слов одобренья

Прибавил... По комнате важно шагал

Свидетель - нам было неловко...

Сергей на одежду свою показал:

"Поздравь меня, Маша, с обновкой,-

И тихо прибавил:- Пойми и прости",-

Глаза засверкали слезою,

Но тут соглядатай успел подойти,

Он низко поник головою.

Я громко сказала: "Да, я не ждала

Найти тебя в этой одежде".

И тихо шепнула: "Я всё поняла.

Люблю тебя больше, чем прежде.."

-"Что делать? И в каторге буду я жить

(Покуда мне жизнь не наскучит)".

-"Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?

(Ведь каторга нас не разлучит?)"

 

"Так вот ты какая!"- Сергей говорил,

Лицо его весело было...

Он вынул платок, на окно положил,

И рядом я свой положила,

Потом, расставаясь, Сергеев платок

Взяла я - мой мужу остался...

Нам после годичной разлуки часок

Свиданья короток казался,

Но что ж было делать! Наш срок миновал -

Пришлось бы другим дожидаться...

В карету меня посадил генерал,

Счастливо желал оставаться...

 

Великую радость нашла я в платке:

Целуя его, увидала

Я несколько слов на одном уголке;

Вот что я, дрожа, прочитала:

"Мой друг, ты свободна. Пойми - не пеняй!

Душевно я бодр и - желаю

Жену мою видеть такой же. Прощай!

Малютке поклон посылаю..."

 

Была в Петербурге большая родня

У мужа; всё знать - да какая!

Я ездила к ним, волновалась три дня,

Сергея спасти умоляя.

Отец говорил: "Что ты мучишься, дочь?

Я всё испытал - бесполезно!"

И правда: они уж пытались помочь,

Моля императора слезно,

Но просьбы до сердца его не дошли..,

Я с мужем еще повидалась,

И время приспело: его увезли!..

Как только одна я осталась,

Я тотчас послышала в сердце моем,

Что надо и мне торопиться,

Мне душен казался родительский дом,

И стала я к мужу проситься.

 

Теперь расскажу вам подробно, друзья,

Мою роковую победу.

Вся дружно и грозно восстала семья,

Когда я сказала: "Я еду!"

Не знаю, как мне удалось устоять,

Чего натерпелась я... Боже!..

Была из-под Киева вызвана мать,

И братья приехали тоже:

Отец "образумить" меня приказал.

Они убеждали, просили.

Но волю мою сам господь подкреплял,

Их речи ее не сломили!

А много и горько поплакать пришлось...

Когда собрались мы к обеду,

Отец мимоходом мне бросил вопрос:

"На что ты решилась?" - "Я еду!"

Отец промолчал... промолчала семья...

Я вечером горько всплакнула,

Качая ребенка, задумалась я...

Вдруг входит отец,- я вздрогнула.

Ждала я грозы, но, печален и тих,

Сказал он сердечно и кротко:

"За что обижаешь ты кровных родных?

Что будет с несчастным сироткой?

Что будет с тобою, голубка моя?

Там нужно не женскую силу!

Напрасна великая жертва твоя,

Найдешь ты там только могилу!"

И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,

Лаская меня и целуя...

"Я сам виноват! Я тебя погубил!-

Воскликнул он вдруг, негодуя.-

Где был мой рассудок? Где были глаза!

Уж знала вся армия наша..."

И рвал он седые свои волоса:

"Прости! не казни меня, Маша!

Останься!.." И снова молил горячо...

Бог знает, как я устояла!

Припав головою к нему на плечо,

"Поеду!" - я тихо сказала...

 

"Посмотрим!.." И вдруг распрямился старик,

Глаза его гневом сверкали:

"Одно повторяет твой глупый язык:

"Поеду!" Сказать не пора ли,

Куда и зачем? Ты подумай сперва!

Не знаешь сама, что болтаешь!

Умеет ли думать твоя голова?

Врагами ты, что ли, считаешь

И мать, и отца? Или глупы они...

Что споришь ты с ними, как с ровней?

Поглубже ты в сердце свое загляни,

Вперед посмотри хладнокровней,

Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой..."

 

Ушел он, грозящий и гневный,

А я, чуть жива, пред иконой святой

Упала - в истоме душевной...

 

 

 

 

Глава 3

 

 

"Подумай!.." Я целую ночь не спала,

Молилась и плакала много.

Я божию матерь на помощь звала,

Совета просила у бога,

Я думать училась: отец приказал

Подумать... нелегкое дело!

Давно ли он думал за нас - и решал,

И жизнь наша мирно летела?

Училась я много; на трех языках

Читала. Заметна была я

В парадных гостиных, на светских балах,

Искусно танцуя, играя;

Могла говорить я почти обо всем,

Я музыку знала, я пела,

Я даже отлично скакала верхом,

Но думать совсем не умела.

 

Я только в последний, двадцатый мой год

Узнала, что жизнь не игрушка,

Да в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,

Как грянет нечаянно пушка.

Жилось хорошо и привольно; отец

Со мной не говаривал строго;

Осьмнадцати лет я пошла под венец

И тоже не думала много...

 

В последнее время моя голова

Работала сильно, пылала;

Меня неизвестность томила сперва.

Когда же беду я узнала,

Бессменно стоял предо мною Сергей,

Тюрьмою измученный, бледный,

И много неведомых прежде страстей

Посеял в душе моей бедной.

Я всё испытала, а больше всего

Жестокое чувство бессилья.

Я небо и сильных людей за него

Молила - напрасны усилья!

И гнев мою душу больную палил,

И я волновалась нестройно,

Рвалась, проклинала... но не было сил

Ни времени думать спокойно.

 

Теперь непременно я думать должна -

Отцу моему так угодно.

Пусть воля моя неизменно одна,

Пусть всякая дума бесплодна,

Я честно исполнить отцовский приказ

Решилась, мои дорогие.

 

Старик говорил: "Ты подумай о нас,

Мы люди тебе не чужие:

И мать, и отца, и дитя, наконец,-

Ты всех безрассудно бросаешь,

За что же?" - "Я долг исполняю, отец!"

- "За что ты себя обрекаешь

На муку?" - "Не буду я мучиться там!

Здесь ждет меня страшная мука.

Да если останусь, послушная вам,

Меня истерзает разлука.

Не зная покою ни ночью, ни днем,

Рыдая над бедным сироткой,

Всё буду я думать о муже моем

Да слышать упрек его кроткий.

Куда ни пойду я - на лицах людей

Я свой приговор прочитаю:

В их шепоте - повесть измены моей.

В улыбке укор угадаю:

Что место мое не на пышном балу,

А в дальней пустыне угрюмой,

Где узник усталый в тюремном углу

Терзается лютою думой,

Один... без опоры... Скорее к нему!

Там только вздохну я свободно.

Делила с ним радость, делить и тюрьму

Должна я... Так небу угодно!..

 

Простите, родные! Мне сердце давно

Мое предсказало решенье.

И верю я твердо: от бога оно!

А в вас говорит - сожаленье.

Да, ежели выбор решить я должна

Меж мужем и сыном - не боле,

Иду я туда, где я больше нужна,

Иду я к тому, кто в неволе!

Я сына оставлю в семействе родном,

Он скоро меня позабудет.

Пусть дедушка будет малютке отцом,

Сестра ему матерью будет.

Он так еще мал! А когда подрастет

И страшную тайну узнает,

Я верю: он матери чувство поймет

И в сердце ее оправдает!

 

Но если останусь я с ним... и потом

Он тайну узнает и спросит:

"Зачем не пошла ты за бедным отцом?.." -

И слово укора мне бросит?

О, лучше в могилу мне заживо лечь,

Чем мужа лишить утешенья

И в будущем сына презренье навлечь. ..

Нет, нет! не хочу я презренья!..

 

А может случиться - подумать боюсь! -

Я первого мужа забуду,

Условиям новой семьи подчинюсь

И сыну не матерью буду,

А мачехой лютой?.. Горю от стыда. ..

Прости меня, бедный изгнанник!

Тебя позабыть! Никогда! никогда!

Ты сердца единый избранник. ..

 

Отец! ты не знаешь, как дорог он мне!

Его ты не знаешь! Сначала,

В блестящем наряде, на гордом коне,

Его пред полком я видала;

О подвигах жизни его боевой

Рассказы товарищей боя

Я слушала жадно - и всею душой

Я в нем полюбила героя. ..

 

Позднее я в нем полюбила отца

Малютки, рожденного мною.

Разлука тянулась меж тем без конца.

Он твердо стоял под грозою. ..

Вы знаете, где мы увиделись вновь -

Судьба свою волю творила! -

Последнюю, лучшую сердца любовь

В тюрьме я ему подарила!

 

Напрасно чернила его клевета,

Он был безупречней, чем прежде,

И я полюбила его, как Христа. ..

В своей арестантской одежде

Теперь он бессменно стоит предо мной,

Величием кротким сияя.

Терновый венец над его головой,

Во взоре любовь неземная...

 

Отец мой! должна я увидеть его...

Умру я, тоскуя по муже...

Ты, долгу служа, не щадил ничего

И нас научил ты тому же. ..

Герой, выводивший своих сыновей

Туда, где смертельней сраженье, -

Не верю, чтоб дочери бедной своей

Ты сам не одобрил решенья!"

 

---

 

Вот что я подумала в долгую ночь,

И так я с отцом говорила...

Он тихо сказал: "Сумасшедшая дочь! " -

И вышел: молчали уныло

И братья, и мать... Я ушла наконец...

Тяжелые дни потянулись:

Как туча ходил недовольный отец,

Другие домашние дулись.

Никто не хотел ни советом помочь,

Ни делом; но я не дремала,

Опять провела я бессонную ночь:

Письмо к государю писала

(В то время молва начала разглашать,

Что будто вернуть Трубецкую

С дороги велел государь. Испытать

Боялась я участь такую,

Но слух был неверен). Письмо отвезла

Сестра моя, Катя Орлова.

Сам царь отвечал мне... Спасибо, нашла

В ответе я доброе слово!

Он был элегантен и мил (Николай

Писал по-французски). Сначала

Сказал государь, как ужасен тот край,

Куда я поехать желала,

Как грубы там люди, как жизнь тяжела,

Как возраст мой хрупок и нежен;

Потом намекнул (я не вдруг поняла)

На то, что возврат безнадежен;

А дальше - изволил хвалою почтить

Решимость мою, сожалея,

Что, долгу покорный, не мог пощадить

Преступного мужа... Не смея

Противиться чувствам высоким таким,

Давал он свое позволенье;

Но лучше желал бы, чтоб с сыном моим

Осталась я дома...

Волненье

Меня охватило. "Я еду!" Давно

Так радостно сердце не билось...

"Я еду! я еду! Теперь решено!.."

Я плакала, жарко молилась...

 

В три дня я в далекий мой путь собралась,

Всё ценное я заложила,

Надежною шубой, бельем запаслась,

Простую кибитку купила.

Родные смотрели на сборы мои,

Загадочно как-то вздыхая;

Отъезду не верил никто из семьи...

Последнюю ночь провела я

С ребенком. Нагнувшись над сыном моим,

Улыбку малютки родного

Запомнить старалась; играла я с ним

Печатью письма рокового.

Играла и думала: "Бедный мой сын!

Не знаешь ты, чем ты играешь!

Здесь участь твоя: ты проснешься один,

Несчастный! Ты мать потеряешь!"

И в горе упав на ручонки его

Лицом, я шептала, рыдая:

"Прости, что тебя, для отца твоего,

Мой бедный, покинуть должна я..."

 

А он улыбался: не думал он спать,

Любуясь красивым пакетом;

Большая и красная эта печать

Его забавляла...

С рассветом

Спокойно и крепко заснуло дитя,

И щечки его заалели.

С любимого личика глаз не сводя,

Молясь у его колыбели,

Я встретила утро...

Я вмиг собралась.

Сестру заклинала я снова

Быть матерью сыну... Сестра поклялась...

Кибитка была уж готова.

 

Сурово молчали родные мои,

Прощание было немое.

Я думала: "Я умерла для семьи,

Всё милое, всё дорогое

Теряю... нет счета печальных потерь!.."

Мать как-то спокойно сидела,

Казалось, не веря еще и теперь,

Чтоб дочка уехать посмела,

И каждый с вопросом смотрел на отца.

Сидел он поодаль понуро,

Не молвил словечка, не поднял лица,-

Оно было бледно и хмуро.

Последние вещи в кибитку снесли,

Я плакала, бодрость теряя,

Минуты мучительно медленно шли...

Сестру наконец обняла я

И мать обняла. "Ну, господь вас хранит!"-

Сказала я, братьев целуя.

Отцу подражая, молчали они...

Старик поднялся, негодуя,

По сжатым губам, по морщинам чела

Ходили зловещие тени...

Я молча ему образок подала

И стала пред ним на колени:

"Я еду! хоть слово, хоть слово, отец!

Прости свою дочь, ради бога!.."

Старик на меня поглядел наконец

Задумчиво, пристально, строго

И, руки с угрозой подняв надо мной,

Чуть слышно сказал (я дрожала):

"Смотри, через год возвращайся домой,

Не то - прокляну!.."

Я упала...

 

 

 

 

Глава 4

 

 

"Довольно, довольно объятий и слез!"

Я села - и тройка помчалась.

"Прощайте, родные!" В декабрьский мороз

Я с домом отцовским рассталась

И мчалась без отдыху с лишком три дня;

Меня быстрота увлекала,

Она была лучшим врачом для меня...

Я скоро в Москву прискакала,

К сестре Зинаиде. Мила и умна

Была молодая княгиня,

Как музыку знала! Как пела она!

Искусство ей было святыня.

Она нам оставила книгу новелл,

Исполненных грации нежной,

Поэт Веневитинов стансы ей пел,

Влюбленный в нее безнадежно;

В Италии год Зинаида жила

И к нам - по сказанью поэта -

"Цвет южного неба в очах принесла".

Царица московского света,

Она не чуждалась артистов, - житье

Им было у Зины в гостиной;

Они уважали, любили ее

И Северной звали Коринной...

 

Поплакали мы. По душе ей была

Решимость моя роковая:

"Крепись, моя бедная! будь весела!

Ты мрачная стала такая.

Чем мне эти темные тучи прогнать?

Как мы распростимся с тобою?

А вот что! ложись ты до вечера спать,

А вечером пир я устрою.

Не бойся! всё будет во вкусе твоем,

Друзья у меня не повесы,

Любимые песни твои мы споем,

Сыграем любимые пьесы..."

И вечером весть, что приехала я,

В Москве уже многие знали.

В то время несчастные наши мужья

Вниманье Москвы занимали:

Едва огласилось решенье суда,

Всем было неловко и жутко,

В салонах Москвы повторялась тогда

Одна ростопчинская шутка:

"В Европе сапожник, чтоб барином стать,

Бунтует, - понятное дело!

У нас революцию сделала знать:

В сапожники, что ль, захотела?.."

 

И сделалась я "героинею дня".

Не только артисты, поэты -

Вся двинулась знатная наша родня;

Парадные, цугом кареты

Гремели; напудрив свои парики,

Потемкину ровня по летам,

Явились былые тузы-старики

С отменно учтивым приветом;

Старушки, статс-дамы былого двора,

В объятья меня заключали:

"Какое геройство!.. Какая пора!.." -

И в такт головами качали.

 

Ну, словом, что было в Москве повидней,

Что в ней мимоездом гостило,

Всё вечером съехалось к Зине моей:

Артистов тут множество было,

Певцов-итальянцев тут слышала я,

Что были тогда знамениты,

Отца моего сослуживцы, друзья

Тут были, печалью убиты.

Тут были родные ушедших туда,

Куда я сама торопилась,

Писателей группа, любимых тогда.

Со мной дружелюбно простилась:

Тут были Одоевский, Вяземский; был

Поэт вдохновенный и милый,

Поклонник кузины, что рано почил,

Безвременно взятый могилой.

И Пушкин тут был... Я узнала его...

Он другом был нашего детства,

В Юрзуфе он жил у отца моего,

В ту пору проказ и кокетства

Смеялись, болтали мы, бегали с ним,

Бросали друг в друга цветами.

Всё наше семейство поехало в Крым,

И Пушкин отправился с нами.

Мы ехали весело. Вот наконец

И горы, и Черное море!

Велел постоять экипажам отец,

Гуляли мы тут на просторе.

 

Тогда уже был мне шестнадцатый год.

Гибка, высока не по летам,

Покинув семью, я стрелою вперед

Умчалась с курчавым поэтом;

Без шляпки, с распущенной длинной косой;

Полуденным солнцем палима,

Я к морю летела,- и был предо мной

Вид южного берега Крыма!

Я радостным взором глядела кругом,

Я прыгала, с морем играла;

Когда удалялся прилив, я бегом

До самой воды добегала,

Когда же прилив возвращался опять

И волны грядой подступали,

От них я спешила назад убежать,

А волны меня настигали!..

 

И Пушкин смотрел... и смеялся, что я

Ботинки мои промочила.

"Молчите! идет гувернантка моя!" -

Сказала я строго. (Я скрыла,

Что ноги промокли)... Потом я прочла

В "Онегине" чудные строки.

Я вспыхнула вся - я довольна была...

Теперь я стара, так далеки

Те красные дни! Я не буду скрывать,

Что Пушкин в то время казался

Влюбленным в меня... но, по правде сказать,

В кого он тогда не влюблялся!

Но, думаю, он не любил никого

Тогда, кроме музы: едва ли

Не больше любви занимали его

Волнения ее и печали...

Юрзуф живописен: в роскошных садах

Долины его потонули,

У ног его море, вдали Аюдаг...

Татарские хижины льнули

К подножию скал; виноград выбегал

На кручу лозой отягченной,

И тополь местами недвижно стоял

Зеленой и стройной колонной.

Мы заняли дом под нависшей скалой,

Поэт наверху приютился,

Он нам говорил, что доволен судьбой,

Что в море и горы влюбился.

Прогулки его продолжались по дням

И были всегда одиноки,

Он у моря часто бродил по ночам.

По-английски брал он уроки

У Лены, сестры моей: Байрон тогда

Его занимал чрезвычайно.

Случалось сестре перевесть иногда

Из Байрона что-нибудь - тайно;

Она мне читала попытки свои,

А после рвала и бросала,

Но Пушкину кто-то сказал из семьи,

Что Лена стихи сочиняла:

Поэт подобрал лоскутки под окном

И вывел всё дело на сцену.

Хваля переводы, он долго потом

Конфузил несчастную Лену...

Окончив занятья, спускался он вниз

И с нами делился досугом;

У самой террасы стоял кипарис,

Поэт называл его другом,

Под ним заставал его часто рассвет,

Он с ним, уезжая, прощался...

И мне говорили, что Пушкина след

В туземной легенде остался:

"К поэту летал соловей по ночам,

Как в небо луна выплывала,

И вместе с поэтом он пел - и, певцам

Внимая, природа смолкала!

Потом соловей - повествует народ -

Летал сюда каждое лето:

И свищет, и плачет, и словно зовет

К забытому другу поэта!

Но умер поэт - прилетать перестал

Пернатый певец... Полный горя,

С тех пор кипарис сиротою стоял,

Внимая лишь ропоту моря.."

Но Пушкин надолго прославил его:

Туристы его навещают,

Садятся под ним и на память с него

Душистые ветки срывают...

 

Печальна была наша встреча. Поэт

Подавлен был истинным горем.

Припомнил он игры ребяческих лет

В далеком Юрзуфе, над морем.

Покинув привычный насмешливый тон,

С любовью, с тоской бесконечной,

С участием брата напутствовал он

Подругу той жизни беспечной!

Со мной он по комнате долго ходил,

Судьбой озабочен моею,

Я помню, родные, что он говорил,

Да так передать не сумею:

"Идите, идите! Вы сильны душой,

Вы смелым терпеньем богаты,

Пусть мирно свершится ваш путь роковой,

Пусть вас не смущают утраты!

Поверьте, душевной такой чистоты

Не стоит сей свет ненавистный!

Блажен, кто меняет его суеты

На подвиг любви бескорыстной!

Что свет? опостылевший всем маскарад!

В нем сердце черствеет и дремлет,

В нем царствует вечный, рассчитанный хлад

И пылкую правду объемлет...

 

Вражда умирится влияньем годов,

Пред временем рухнет преграда,

И вам возвратятся пенаты отцов

И сени домашнего сада!

Целебно вольется в усталую грудь

Долины наследственной сладость,

Вы гордо оглянете пройденный путь

И снова узнаете радость.

Да, верю! не долго вам горе терпеть,

Гнев царский не будет же вечным...

Но если придется в степи умереть,

Помянут вас словом сердечным:

Пленителен образ отважной жены,

Явившей душевную силу

И в снежных пустынях суровой страны

Сокрывшейся рано в могилу!

 

Умрете, но ваших страданий рассказ

Поймется живыми сердцами,

И заполночь правнуки ваши о вас

Беседы не кончат с друзьями.

Они им покажут, вздохнув от души,

Черты незабвенные ваши,

И в память прабабки, погибшей в глуши,

Осушатся полные чаши!..

Пускай долговечнее мрамор могил,

Чем крест деревянный в пустыне,

Но мир Долгорукой еще не забыл,

А Бирона нет и в помине.

 

Но что я?.. Дай бог вам здоровья и сил!

А там и увидеться можно:

Мне царь "Пугачева" писать поручил,

Пугач меня мучит безбожно,

Расправиться с ним я на славу хочу,

Мне быть на Урале придется.

Поеду весной, поскорей захвачу,

Что путного там соберется,

Да к вам и махну, переехав Урал..."

Поэт написал "Пугачева",

Но в дальние наши снега не попал.

Как мог он сдержать это слово?

 

---

 

Я слушала музыку, грусти полна,

Я пению жадно внимала;

Сама я не пела,- была я больна,

Я только других умоляла:

"Подумайте: я уезжаю с зарей...

О, пойте же, пойте! играйте!...

Ни музыки я не услышу такой,

Ни песни... Наслушаться дайте!..."

 

И чудные звуки лились без конца!

Торжественной песней прощальной

Окончился вечер,- не помню лица

Без грусти, без думы печальной!

Черты неподвижных, суровых старух

Утратили холод надменный,

И взор, что, казалось, навеки потух,

Светиться слезой умиленной...

Артисты старались себя превзойти,

Не знаю я песни прелестней

Той песни-молитвы о добром пути,

Той богословляющей песни...

О, как вдохновенно играли они!

Как пели!.. и плакали сами...

И каждый сказал мне: "Господь вас храни!" -

Прощаясь со мной со слезами...

 

 

 

 

Глава 5

 

 

Морозно. Дорога бела и гладка,

Ни тучи на всем небосклоне...

Обмерзли усы, борода ямщика,

Дрожит он в своем балахоне.

Спина его, плечи и шапка в снегу,

Хрипит он, коней понукая,

И кашляют кони его на бегу,

Глубоко и трудно вздыхая...

 

Обычные виды: былая краса

Пустынного русского края,

Угрюмо шумят строевые леса,

Гигантские тени бросая;

Равнины покрыты алмазным ковром,

Деревни в снегу потонули,

Мелькнул на пригорке помещичий дом,

Церковные главы блеснули...

 

Обычные встречи: обоз без конца,

Толпа богомолок старушек,

Гремящая почта, фигура купца

На груде перин и подушек;

Казенная фура! с десяток подвод:

Навалены ружья и ранцы.

Солдатики! Жидкий, безусый народ,

Должно быть, еще новобранцы;

Сынков провожают отцы-мужики

Да матери, сестры и жены.

"Уводят, уводят сердечных в полки!"-

Доносятся горькие стоны...

 

Подняв кулаки над спиной ямщика,

Неистово мчится фельдъегерь.

На самой дороге догнав русака,

Усатый помещичий егерь

Махнул через ров на проворном коне,

Добычу у псов отбивает.

Со всей своей свитой стоит в стороне

Помещик - борзых подзывает...

 

Обычные сцены: на станциях ад -

Ругаются, спорят, толкутся.

"Ну, трогай!" Из окон ребята глядят,

Попы у харчевни дерутся;

У кузницы бьется лошадка в станке,

Выходит весь сажей покрытый

Кузнец с раскаленной подковой в руке:

"Эй, парень, держи ей копыты!.."

 

В Казани я сделала первый привал,

На жестком диване уснула;

Из окон гостиницы видела бал

И, каюсь, глубоко вздохнула!

Я вспомнила: час или два с небольшим

Осталось до Нового года.

"Счастливые люди! как весело им!

У них и покой, и свобода,

Танцуют, смеются!... а мне не знавать

Веселья... я еду на муки!.."

Не надо бы мыслей таких допускать,

Да молодость, молодость, внуки!

 

Здесь снова пугали меня Трубецкой,

Что будто ее воротили:

"Но я не боюсь - позволенье со мной!"

Часы уже десять пробили.

Пора! я оделась. "Готов ли ямщик?"

- "Княгиня, вам лучше дождаться

Рассвета, - заметил смотритель-старик.-

Метель начала подыматься!"

- "Ах, то ли придется еще испытать!

Поеду. Скорей, ради бога!.."

 

Звенит колокольчик, ни зги не видать,

Что дальше, то хуже дорога,

Поталкивать начало сильно в бока,

Какими-то едем грядами,

Не вижу я даже спины ямщика:

Бугор намело между нами.

Чуть-чуть не упала кибитка моя,

Шарахнулась тройка и стала.

Ямщик мой заохал: "Докладывал я:

Пождать бы! дорога пропала!..."

 

Послала дорогу искать ямщика,

Кибитку рогожей закрыла,

Подумала: верно, уж полночь близка,

Пружинку часов подавила:

Двенадцать ударило! Кончился год,

И новый успел народиться!

Откинув циновку, гляжу я вперед -

По-прежнему вьюга крутится.

Какое ей дело до наших скорбей,

До нашего нового года?

И я равнодушна к тревоге твоей

И к стонам твоим, непогода!

Своя у меня роковая тоска,

И с ней я борюсь одиноко...

 

Поздравила я моего ямщика.

"Зимовка тут есть недалеко,-

Сказал он,- рассвета дождемся мы в ней!"

Подъехали мы, разбудили

Каких-то убогих лесных сторожей,

Их дымную печь затопили.

Рассказывал ужасы житель лесной,

Да я его сказки забыла...

Согрелись мы чаем. Пора на покой!

Метель всё ужаснее выла.

Лесник покрестился, ночник погасил

И с помощью пасынка Феди

Огромных два камня к дверям привалил.

"Зачем?" - "Одолели медведи!"

 

Потом он улегся на голом полу,

Всё скоро уснуло в сторожке,

Я думала, думала... лежа в углу

На мерзлой и жесткой рогожке...

Сначала веселые были мечты:

Я вспомнила праздники наши,

Огнями горящую залу, цветы,

Подарки, заздравные чаши,

И шумные речи, и ласки... кругом

Всё милое, всё дорогое -

Но где же Сергей?.. И подумав о нем,

Забыла я всё остальное!

 

Я живо вскочила, как только ямщик

Продрогший в окно постучался.

Чуть свет на дорогу нас вывел лесник,

Но деньги принять отказался.

"Не надо, родная! Бог вас защити,

Дороги-то дальше опасны!"

Крепчали морозы по мере пути

И сделались скоро ужасны.

Совсем я закрыла кибитку мою -

И темно, и страшная скука!

Что делать? Стихи вспоминаю, пою,

Когда-нибудь кончится мука!

Пусть сердце рыдает, пусть ветер ревет

И путь мой заносят метели,

А все-таки я продвигаюсь вперед!

Так ехала я три недели...

 

Однажды, заслышав какой-то содом,

Циновку мою я открыла,

Взглянула: мы едем обширным селом,

Мне сразу глаза ослепило:

Пылали костры по дороге моей...

Тут были крестьяне, крестьянки,

Солдаты и - целый табун лошадей...

"Здесь станция: ждут серебрянки,-

Сказал мой ямщик,- Мы увидим ее,

Она, чай, идет недалече..."

 

Сибирь высылала богатство свое,

Я рада была этой встрече:

"Дождусь серебрянки! Авось что-нибудь

О муже, о наших узнаю.

При ней офицер, из Нерчинска их путь..."

В харчевне сижу, поджидаю...

Вошел молодой офицер; он курил,

Он мне не кивнул головою,

Он как-то надменно глядел и ходил,

И вот я сказала с тоскою:

"Вы видели, верно... известны ли вам

Те... жертвы декабрьского дела...

Здоровы они? Каково-то им там?

О муже я знать бы хотела..."

Нахально ко мне повернул он лицо -

Черты были злы и суровы -

И, выпустив изо рту дыму кольцо,

Сказал: "Несомненно здоровы,

Но я их не знаю - и знать не хочу,

Я мало ли каторжных видел!.."

Как больно мне было, родные! Молчу...

Несчастный! меня же обидел!

Я бросила только презрительный взгляд,

С достоинством юноша вышел...

У печки тут грелся какой-то солдат,

Проклятье мое он услышал

И доброе слово - не варварский смех -

Нашел в своем сердце солдатском:

"Здоровы! - сказал он,- я видел их всех,

Живут в руднике Благодатском!.."

Но тут возвратился надменный герой,

Поспешно ушла я в кибитку.

"Спасибо, солдатик! спасибо, родной!

Недаром я вынесла пытку!"

 

Поутру на белые степи гляжу,

Послышался звон колокольный,

Тихонько в убогую церковь вхожу,

Смешалась с толпой богомольной.

Отслушав обедню, к попу подошла,

Молебен служить попросила...

Всё было спокойно - толпа не ушла...

Совсем меня горе сломило!

За что мы обижены столько, Христос?

За что поруганьем покрыты?

И реки давно накопившихся слез

Упали на жесткие плиты!

 

Казалось, народ мою грусть разделял,

Молясь молчаливо и строго,

И голос священника скорбью звучал,

Прося об изгнанниках бога...

Убогий, в пустыне затерянный храм!

В нем плакать мне было не стыдно,

Участье страдальцев, молящихся там,

Убитой душе необидно...

 

(Отец Иоанн, что молебен служил

И так непритворно молился,

Потом в каземате священником был

И с нами душой породнился.)

 

А ночью ямщик не сдержал лошадей,

Гора была страшно крутая,

И я полетела с кибиткой моей

С высокой вершины Алтая!

 

В Иркутске проделали то же со мной,

Чем там Трубецкую терзали...

Байкал. Переправа - и холод такой,

Что слезы в глазах замерзали.

Потом я рассталась с кибиткой моей

(Пропала санная дорога).

Мне жаль ее было: я плакала в ней

И думала, думала много!

 

Дорога без снегу - в телеге! Сперва

Телега меня занимала,

Но вскоре потом, ни жива, ни мертва,

Я прелесть телеги узнала.

Узнала и голод на этом пути.

К несчастию, мне не сказали,

Что тут ничего невозможно найти,

Тут почту бурята держали.

Говядину вялят на солнце они

Да греются чаем кирпичным,

И тот еще с салом! Господь сохрани

Попробовать вам, непривычным!

Зато под Нерчинском мне задали бал:

Какой-то купец тороватый

В Иркутске заметил меня, обогнал

И в честь мою праздник богатый

Устроил... Спасибо! я рада была

И вкусным пельменям, и бане...

А праздник как мертвая весь проспала

В гостиной его на диване...

 

Не знала я, что впереди меня ждет!

Я утром в Нерчинск прискакала,

Не верю глазам, - Трубецкая идет!

"Догнала тебя я, догнала!"

-"Они в Благодатске!"- Я бросилась к ней,

Счастливые слезы роняя...

В двенадцати только верстах мой Сергей,

И Катя со мной Трубецкая!

 

 

 

 

Глава 6

 

 

Кто знал одиночество в дальнем пути,

Чьи спутники - горе да вьюга,

Кому провиденьем дано обрести

В пустыне негаданно друга,

Тот нашу взаимную радость поймет...

"Устала, устала я, Маша!"

-"Не плачь, моя бедная Катя! Спасет

Нас дружба и молодость наша!

Нас жребий один неразрывно связал,

Судьба нас равно обманула,

И тот же поток твое счастье умчал,

В котором мое потонуло.

Пойдем же мы об руку трудным путем,

Как шли зеленеющем лугом,

И обе достойно свой крест понесем,

И будем мы сильны друг другом.

Что мы потеряли? подумай, сестра!

Игрушки тщеславья... Не много!

Теперь перед нами дорога добра,

Дорога избранников бога!

Найдем мы униженных, скорбных мужей,

Но будем мы им утешеньем,

Мы кротостью нашей смягчим палачей,

Страданье осилим терпеньем.

Опорою гибнущим, слабым, больным

Мы будем в тюрьме ненавистной,

И рук не положим, пока не свершим

Обета любви бескорыстной!..

Чиста наша жертва,- мы всё отдаем

Избранникам нашим и богу.

И верю я: мы невредимо пройдем

Всю трудную нашу дорогу..."

 

Природа устала с собой воевать -

День ясный, морозный и тихий.

Снега под Нерчинском явились опять,

В санях покатили мы лихо...

О ссыльных рассказывал русский ямщик

(Он знал по фамилии даже):

"На этих конях я возил их в рудник,

Да только в другом экипаже.

Должно быть, дорога легка им была:

Шутили, смешили друг дружку;

На завтрак ватрушку мне мать испекла,

Так я подарил им ватрушку,

Двугривенный дали - я брать не хотел:

-"Возьми, паренек, пригодится...""

 

Болтая, он живо в село прилетел.

"Ну, барыни, где становиться?"

- "Вези нас к начальнику прямо в острог".

- "Эй, други, не дайте в обиду!"

 

Начальник был тучен и, кажется, строг,

Спросил, по какому мы виду?

"В Иркутске читали инструкцию нам

И выслать в Нерчинск обещали..."

- "Застряла, застряла, голубушка, там!"

"Вот копия, нам ее дали..."

- "Что копия? с ней попадешься впросак!"

- "Вот царское вам позволенье!"

Не знал по-французски упрямый чудак,

Не верил нам, - смех и мученье!

"Вы видите подпись царя: Николай?"

До подписи нет ему дела,

Ему из Нерчинска бумагу подай!

Поехать за ней я хотела,

Но он объявил, что отправится сам

И к утру бумагу добудет.

"Да точно ли?.." - "Честное слово! А вам

Полезнее выспаться будет!.."

 

И мы добрались до какой-то избы,

О завтрашнем утре мечтая;

С оконцем из слюды, низка, без трубы,

Была наша хата такая,

Что я головою касалась стены,

А в дверь упиралась ногами;

Но мелочи эти нам были смешны,

Не то уж случалося с нами.

Мы вместе! теперь бы легко я снесла

И самые трудные муки...

 

Проснулась я рано, а Катя спала,

Пошла по деревне от скуки:

Избушки такие ж, как наша, числом

До сотни, в овраге торчали,

А вот и кирпичный с решетками дом!

При нем часовые стояли.

"Не здесь ли преступники?" - "Здесь, да ушли".

- "Куда?" - "На работу, вестимо!"

Какие-то дети меня повели...

Бежали мы все - нестерпимо

Хотелось мне мужа увидеть скорей;

Он близко! Он шел тут недавно!

"Вы видите их?" - я спросила детей.

"Да, видим! Поют они славно!

Вон дверца... Гляди же! Пойдем мы теперь,

Прощай!.." Убежали ребята...

 

И словно под землю ведущую дверь

Увидела я - и солдата.

Сурово смотрел часовой,- наголо

В руке его сабля сверкала.

Не золото, внуки, и здесь помогло,

Хоть золото я предлагала!

Быть может, вам хочется дальше читать,

Да просится слово из груди!

Помедлим немного. Хочу я сказать

Спасибо вам, русские люди!

В дороге, в изгнанье, где я ни была,

Всё трудное каторги время,

Народ! я бодрее с тобою несла

Мое непосильное бремя.

Пусть много скорбей тебе пало на часть,

Ты делишь чужие печали,

И где мои слезы готовы упасть,

Твои уж давно там упали!..

Ты любишь несчастного, русский народ!

Страдания нас породнили...

"Вас в каторге самый закон не спасет!"-

На родине мне говорили;

Но добрых людей я встречала и там,

На крайней ступени паденья,

Умели по-своему выразить нам

Преступники дань уваженья;

Меня с неразлучною Катей моей

Довольной улыбкой встречали:

"Вы - ангелы наши!" За наших мужей

Уроки они исполняли.

Не раз мне украдкой давал из полы

Картофель колодник клейменый:

"Покушай! горячий, сейчас из золы!"

Хорош был картофель печеный,

Но грудь и теперь занывает с тоски,

Когда я о нем вспоминаю...

Примите мой низкий поклон, бедняки!

Спасибо вам всем посылаю!

Спасибо!.. Считали свой труд ни во что

Для нас эти люди простые,

Но горечи в чашу не подлил никто,

Никто - из народа, родные!..

 

Рыданьям моим часовой уступил,

Как бога его я просила!

Светильник (род факела) он засветил,

В какой-то подвал я вступила

И долго спускались всё ниже; потом

Пошла я глухим коридором,

Уступами шел он; темно было в нем

И душно; где плесень узором

Лежала; где тихо струилась вода

И лужами книзу стекала.

Я слышала шорох; земля иногда

Комками со стен упадала;

Я видела страшные ямы в стенах;

Казалось, такие ж дороги

От них начинались. Забыла я страх,

Проворно несли меня ноги!

 

И вдруг я услышала крики: "Куда,

Куда вы? Убиться хотите?

Ходить не позволено дамам туда!

Вернитесь скорей! Погодите!"

Беда моя! видно, дежурный пришел

(Его часовой так боялся)

Кричал он так грозно, так голос был зол,

Шум скорых шагов приближался...

Что делать? Я факел задула. Вперед

Впотьмах наугад побежала...

Господь, коли хочет, везде проведет!

Не знаю, как я не упала,

Как голову я не оставила там!

Судьба берегла меня. Мимо

Ужасных расселин, провалов и ям

Бог вывел меня невредимо:

Я скоро увидела свет впереди,

Там звездочка словно светилась...

И вылетел радостный крик из груди:

"Огонь!" Я крестом осенилась...

Я сбросила шубу... Бегу на огонь,

Как бог уберег во мне душу!

Попавший в трясину испуганный конь

Так рвется, завидевши сушу...

 

И стало, родные, светлей и светлей!

Увидела я возвышенье:

Какая-то площадь... и тени на ней...

Чу... молот! работа, движенье...

Там люди! Увидят ли только они?

Фигуры отчетливей стали...

Всё ближе, сильней замелькали огни.

Должно быть, меня увидали...

И кто-то стоявший на самом краю

Воскликнул: "Не ангел ли божий?

Смотрите, смотрите!" - "Ведь мы не в раю:

Проклятая шахта похожей

На ад!" - говорили другие, смеясь.

И быстро на край выбегали,

И я приближалась поспешно. Дивясь,

Недвижно они ожидали.

 

"Волконская!" - вдруг закричал Трубецкой

(Узнала я голос). Спустили

Мне лестницу; я поднялася стрелой!

Всё люди знакомые были:

Сергей Трубецкой, Артамон Муравьев,

Борисовы, князь Оболенский...

Потоком сердечных, восторженных слов,

Похвал моей дерзости женской

Была я осыпана; слезы текли

По лицам их, полным участья...

Но где же Сергей мой? "За ним уж пошли,

Не умер бы только от счастья!

Кончает урок: по три пуда руды

Мы в день достаем для России,

Как видите, нас не убили труды!"

Веселые были такие,

Шутили, но я под веселостью их

Печальную повесть читала

(Мне новостью были оковы на них

Что их закуют - я не знала)...

Известьем о Кате, о милой жене,

Утешила я Трубецкого;

Все письма, по счастию, были при мне,

С приветом из края родного

Спешила я их передать. Между тем,

Внизу офицер горячился:

"Кто лестницу принял? Куда и зачем

Смотритель работ отлучился?

Сударыня! Вспомните слово мое,

Убьетесь!.. Эй, лестницу, черти!

Живей!.." (Но никто не подставил ее...)

"Убьетесь, убьетесь до смерти!

Извольте спуститься! да что ж вы?.." Но мы

Всё в глубь уходили... Отвсюду

Бежали к нам мрачные дети тюрьмы,

Дивясь небывалому чуду.

Они пролагали мне путь впереди,

Носилки свои предлагали...

 

Орудья подземных работ на пути,

Провалы, бугры мы встречали.

Работа кипела под звуки оков,

Под песни,- работа над бездной!

Стучались в упругую грудь рудников

И заступ и молот железный.

Там с ношею узник шагал по бревну,

Невольно кричала я: "Тише!"

Там новую мину вели в глубину,

Там люди карабкались выше

По шатким подпоркам... Какие труды!

Какая отвага!... Сверкали

Местами добытые глыбы руды

И щедрую дань обещали...

 

Вдруг кто-то воскликнул: "Идет он! идет!"

Окинув пространство глазами,

Я чуть не упала, рванувшись вперед,-

Канава была перед нами.

"Потише, потише! Ужели затем

Вы тысячи верст пролетели,-

Сказал Трубецкой, - чтоб на горе нам всем

В канаве погибнуть - у цели?"

И за руку крепко меня он держал:

"Что б было, когда б вы упали?"

Сергей торопился, но тихо шагал.

Оковы уныло звучали.

Да, цепи! Палач не забыл никого

(О, мстительный трус и мучитель!), -

Но кроток он был, как избравший его

Орудьем своим искупитель.

Пред ним расступались, молчанье храня,

Рабочие люди и стража...

И вот он увидел, увидел меня!

И руки простер ко мне: "Маша!"

И стал, обессиленный словно, вдали...

Два ссыльных его поддержали.

По бледным щекам его слезы текли,

Простертые руки дрожали...

 

Душе моей милого голоса звук

Мгновенно послал обновленье,

Отраду, надежду, забвение мук,

Отцовской угрозы забвенье!

И с криком "иду!" я бежала бегом,

Рванув неожиданно руку,

По узкой доске над зияющим рвом

Навстречу призывному звуку...

"Иду!.." Посылало мне ласку свою

Улыбкой лицо испитое...

И я побежала... И душу мою

Наполнило чувство святое.

Я только теперь, в руднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки,

И силу его... и готовность страдать!

Невольно пред ним я склонила

Колени, - и прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

 

И тихого ангела бог ниспослал

В подземные копи, - в мгновенье

И говор, и грохот работ замолчал,

И замерло словно движенье,

Чужие, свои - со слезами в глазах,

Взволнованны, бледны, суровы,

Стояли кругом. На недвижных ногах

Не издали звука оковы,

И в воздухе поднятый молот застыл...

Всё тихо - ни песни, ни речи...

Казалось, что каждый здесь с нами делил

И горечь, и счастие встречи!

Святая, святая была тишина!

Какой-то высокой печали,

Какой-то торжественной думы полна.

 

"Да где же вы все запропали?" -

Вдруг снизу донесся неистовый крик.

Смотритель работ появился.

"Уйдите! - сказал со слезами старик. -

Нарочно я, барыня, скрылся,

Теперь уходите. Пора! Забранят!

Начальники люди крутые..."

И словно из рая спустилась я в ад...

И только... и только, родные!

По-русски меня офицер обругал

Внизу, ожидавший в тревоге,

А сверху мне муж по-французски сказал:

"Увидимся, Маша, - в остроге!.."

 

Лето 1872

 

 

 

93. УТРО

 

 

Ты грустна, ты страдаешь душою:

Верю - здесь не страдать мудрено.

С окружающей нас нищетою

Здесь природа сама заодно.

 

Бесконечно унылы и жалки

Эти пастбища, нивы, луга,

Эти мокрые, сонные галки,

Что сидят на вершине стога;

 

Эта кляча с крестьянином пьяным,

Через силу бегущая вскачь

В даль, сокрытую синим туманом,

Это мутное небо... Хоть плачь!

 

Но не краше и город богатый:

Те же тучи по небу бегут;

Жутко нервам - железной лопатой

Там теперь мостовую скребут.

 

Начинается всюду работа;

Возвестили пожар с каланчи;

На позорную площадь кого-то

Повезли - там уж ждут палачи.

 

Проститутка домой на рассвете

Поспешает, покинув постель;

Офицеры в наемной карете

Скачут за город: будет дуэль.

 

Торгаши просыпаются дружно

И спешат за прилавки засесть:

Целый день им обмеривать нужно,

Чтобы вечером сытно поесть.

 

Чу! из крепости грянули пушки!

Наводненье столице грозит...

Кто-то умер: на красной подушке

Первой степени Анна лежит.

 

Дворник вора колотит - попался!

Гонят стадо гусей на убой;

Где-то в верхнем этаже раздался

Выстрел - кто-то покончил собой...

 

( 1872 или 1873 )

 

 

 

94. ДЕТСТВО

 

НЕОКОНЧЕННЫЕ ЗАПИСКИ

 

 

1

 

 

В первые годы младенчества

Помню я церковь убогую,

Стены ее деревянные,

Крышу неровную, серую,

Мохом зеленым поросшую.

Помню я горе отцовское:

Толки его с прихожанами,

Что угрожает обрушиться

Старое, ветхое здание.

Часто они совещалися,

Как обновить отслужившую

Бедную церковь приходскую;

Поговорив, расходилися,

Храм окружали подпорками,

И продолжалось служение.

В ветхую церковь бестрепетно

В праздники шли православные, -

Шли старики престарелые,

Шли малолетки беспечные,

Бабы с грудными младенцами.

В ней причащались, венчалися,

В ней отпевали покойников...

 

Синее небо виднелося

В трещины старого купола,

Дождь иногда в эти трещины

Падал: по лицам молящихся

И по иконам угодников

Крупные капли струилися.

Ими случайно омытые,

Обыкновенно чуть видные,

Темные лики святителей

Вдруг выступали... Боялась я, -

Словно в семью нашу мирную

Люди вошли незнакомые

С мрачными, строгими лицами...

 

То растворялось нечаянно

Ветром окошко непрочное,

И в заунывно-печальное

Пение гимна церковного

Звонкая песня вторгалася,

Полная горя житейского, -

Песня сурового пахаря!..

 

Помню я службу последнюю:

Гром загремел неожиданно,

Всё сотрясенное здание

Долго дрожало, готовое

Рухнуть: лампады горящие,

Паникадилы качалися,

С звоном упали тяжелые

Ризы с иконы Спасителя,

И растворилась безвременно

Дверь алтаря. Православные

В ужасе ниц преклонилися -

Божьего ждали решения!..

 

 

2

 

 

Ближе к дороге красивая,

Новая церковь кирпичная

Гордо теперь возвышается

И заслоняет развалины

Старой. Из ветхого здания

Взяли убранство убогое,

Вынесли утварь церковную,

Но до остатков строения

Руки мирян не коснулися.

Словно больной, от которого

Врач отказался, оставлено

Времени старое здание.

Ласточки там поселилися -

То вылетали оттудова,

То возвращались стремительно,

Громко приветствуя птенчиков

Звонким своим щебетанием...

 

В землю врастая медлительно,

Эти остатки убогие

Преобразились в развалины

Странные, чудно красивые.

Дверь завалилась, обрушился

Купол; оторваны бурею,

Ветхие рамы попадали;

Травами густо проросшие,

В зелени стены терялися,

И простирали в раскрытые

Окна - березы соседние

Ветви свои многолистые...

 

Их семена, занесенные

Ветром на крышу неровную,

Дали отростки: любила я

Эту березку кудрявую,

Что возвышалась там, стройная,

С бледно-зелеными листьями,

Точно вчера только ставшая

На ноги резвая девочка,

Что уж сегодня вскарабкалась

На высоту, - и бестрепетно

Смотрит оттуда, с смеющимся,

Смелым и ласковым личиком...

 

Птицы носились там стаями,

Там стрекотали кузнечики,

Да деревенские мальчики

И русокудрые девочки

Живмя там жили: по тропочкам

Между высокими травами

Бегали, звонко аукались,

Пели веселые песенки.

Так мое детство беспечное

Мирно летело... Играла я,

Помню, однажды с подругами

И набежала нечаянно

На полусгнившее дерево.

Пылью обдав меня, дерево

Вдруг подо мною рассыпалось:

Я провалилась в развалины,

Внутрь запустелого здания,

Где не бывала со времени

Службы последней...

 

Объятая

Трепетом, я огляделася:

Гнездышек ряд под карнизами,

Ласточки смотрят из гнездышек,

Словно кивают головками,

А по стенам молчаливые,

Строгие лица угодников...

Перекрестилась невольно я, -

Жутко мне было! дрожала я,

А уходить не хотелося.

Чудилось мне: наполняется

Церковь опять прихожанами;

Голос отца престарелого,

Пение гимнов божественных,

Вздохи и шепот молитвенный

Слышались мне, - простояла бы

Долго я тут неподвижная,

Если бы вдруг не услышала

Криков: "Параша! да где же ты ?.."

Я отозвалась; нахлынули

Дети гурьбой, - и наполнились

Звуками жизни развалины,

Где столько лет уж не слышались

Голос и шаг человеческий...

 

( 19 марта 1873 )

 

 

 

 

95-100. СТИХОТВОРЕНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ РУССКИМ ДЕТЯМ

 

 

 

1

 

ДЯДЮШКА ЯКОВ

 

 

Дом - не тележка у дядюшки Якова.

Господи боже! чего-то в ней нет!

Седенький сам, а лошадка каракова;

Вместе обоим сто лет.

Ездит старик, продает понемногу,

Рады ему, да и он-то того:

Выпито вечно и сыт, слава богу.

Пусто в деревне, ему ничего,

Знает, где люди: и куплю, и мену

На полосах поведет старина;

Дай ему свеклы, картофельку, хрену,

Он тебе всё, что полюбится, - на!

Бог, видно, дал ему добрую душу.

Ездит - кричит то и знай:

 

"По грушу! по грушу!

Купи, сменяй!"

 

"У дядюшки у Якова

Сбоина макова

Больно лакома -

На грош два кома!

Девкам утехи -

Рожки, орехи!

Эй! малолетки!

Пряники редки,

Всякие штуки:

Окуни, щуки,

Киты, лошадки!

Посмотришь - любы,

Раскусишь - сладки,

Оближешь губы!.."

 

"Стой, старина!" Старика обступили

Парней, и девок, и детушек тьма.

Все наменяли сластей, накупили -

То-то была суета, кутерьма!

Смех на какого-то Кузю печального:

Держит коня перед носом сусального;

Конь - загляденье, и лаком кусок...

Где тебе вытерпеть? Ешь, паренек!

Жалко девочку сиротку Феклушу:

Все-то жуют, а ты слюнки глотай...

 

"По грушу! по грушу!

Купи, сменяй!"

 

"У дядюшки у Якова

Про баб товару всякого.

Ситцу хорошего -

Нарядно, дешево!

Эй! молодицы!

Красны девицы,

Тетушки, сестры!

Платочки пестры,

Булавки востры,

Иглы не ломки,

Шнурки, тесемки!

Духи, помада,

Всё - чего надо!.."

 

Зубы у девок, у баб разгорелись.

Лен, и полотна, и пряжу несут.

"Стойте, не вдруг! белены вы объелись?

Тише! поспеете!.. " Так вот и рвут!

Зорок торгаш, а то просто беда бы!

Затормошили старинушку бабы,

Клянчат, ласкаются, только держись:

"Цвет ты наш маков,

Дядюшка Яков,

Не дорожись!"

- "Меньше нельзя, разрази мою душу!

Хочешь бери, а не хочешь - прощай!"

 

"По грушу! по грушу!

Купи, сменяй!"

 

"У дядюшки у Якова

Хватит про всякого.

Новы коврижки,

Гляди-ко: книжки!

Мальчик-сударик,

Купи букварик!

Отцы почтенны!

Книжки неценны;

По гривне штука -

Деткам наука!

Для ребятишек,

Тимошек, Гришек,

Гаврюшек, Ванек...

Букварь не пряник,

А почитай-ка,

Язык прикусишь...

Букварь не сайка,

А как раскусишь,

Слаще ореха!

Пяток - полтина,

Глянь - и картина!

Ей-ей утеха!

Умен с ним будешь,

Денег добудешь...

По буквари!

По буквари!

Хватай - бери!

Читай - смотри!"

И букварей таки много купили -

"Будет вам пряников: нате-ка вам!"

Пряники, правда, послаще бы были,

Да рассудилось уж так старикам.

Книжки с картинками, писаны четко -

То-то дойти бы, что писано тут!

Молча крепилась Феклуша-сиротка,

Глядя, как пряники дети жуют,

А как увидела в книжках картинки,

Так на глазах навернулись слезинки.

Сжалился, дал ей букварь старина:

"Коли бедна ты, так будь ты умна!"

Экой старик! видно добрую душу!

Будь же ты счастлив! Торгуй, наживай!

 

"По грушу! по грушу!

Купи, сменяй!"

 

1867

 

 

 

2

 

ПЧЕЛЫ

 

 

"Натко медку! с караваем покушай,

Притчу про пчелок послушай!

 

Нынче не в меру вода разлилась,

Думали, просто идет наводнение,

Только и сухо, что наше селение

По огороды, где ульи у нас.

Пчелка осталась водой окруженная,

Видит и лес, и луга вдалеке,

Ну и летит, - ничего налегке,

А как назад полетит нагруженная,

Сил не хватает у милой. Беда!

Пчелами вся запестрела вода,

Тонут работницы, тонут сердечные!

Горю помочь мы не чаяли, грешные,

Не догадаться самим бы вовек!

Да нанесло человека хорошего,

Под благовещенье помнишь прохожего?

Он надоумил, христов человек!

 

Слушай, сынок, как мы пчелок избавили:

Я при прохожем тужил-тосковал;

"Вы бы им до суши вехи поставили", -

Это он слово сказал!

 

Веришь: чуть первую веху зеленую

На воду вывезли, стали втыкать,

Поняли пчелки сноровку мудреную:

Так и валят и валят отдыхать!

Как богомолки у церкви на лавочке,

Сели - сидят.

 

На бугре-то ни травочки,

Ну, а в лесу и в полях благодать:

Пчелкам не страшно туда залетать.

Всё от единого слова хорошего!

Кушай на здравие, будем с медком.

Благослови бог прохожего!"

 

Кончил мужик, осенился крестом;

Мед с караваем парнишка докушал,

Тятину притчу тем часом прослушал

И за прохожего низкий поклон

Господу богу отвесил и он.

 

( 15 марта 1867 )

 

 

 

3

 

ГЕНЕРАЛ ТОПТЫГИН

 

 

Дело под вечер, зимой,

И морозец знатный.

По дороге столбовой

Едет парень молодой,

Мужичок обратный:

Не спешит, трусит слегка;

Лошади не слабы,

Да дорога не гладка -

Рытвины, ухабы.

Нагоняет ямщичок

Вожака с медведем:

"Посади нас, паренек,

Веселей поедем!"

- " Что ты ? с мишкой ?" - "Ничего!

Он у нас смиренный,

Лишний шкалик за него

Поднесу, почтенный!"

- "Ну садитесь!" - Посадил

Бородач медведя,

Сел и сам - и потрусил

Полегоньку Федя...

Видит Трифон кабачок,

Приглашает Федю.

"Подожди ты нас часок!" -

Говорит медведю.

И пошли. Медведь смирен,

Видно, стар годами,

Только лапу лижет он

Да звенит цепями...

 

Час проходит; нет ребят,

То-то выпьют лихо!

Но привычные стоят

Лошаденки тихо.

 

Свечерело. Дрожь в конях,

Стужа злее на ночь;

Заворочался в санях

Михайло Иваныч,

Кони дернули; стряслась

Тут беда большая -

Рявкнул мишка! - понеслась

Тройка как шальная!

 

Колокольчик услыхал,

Выбежал Федюха,

Да напрасно - не догнал!

Экая поруха!

 

Быстро, бешено неслась

Тройка - и не диво:

На ухабе всякий раз

Зверь рычал ретиво;

Только стон кругом стоял:

"Очищай дорогу!

Сам Топтыгин-генерал

Едет на берлогу!"

Вздрогнет встречный мужичок,

Жутко станет бабе,

Как мохнатый седочок

Рявкнет на ухабе.

А коням подавно страх -

Не передохнули!

Верст пятнадцать на весь мах

Бедные отдули!

 

Прямо к станции летит

Тройка удалая.

Проезжающий сидит,

Головой мотая;

Ладит вывернуть кольцо

Вот и стала тройка;

Сам смотритель на крыльцо

Выбегает бойко;

Видит, ноги в сапогах

И медвежья шуба,

Не заметил впопыхах,

Что с железом губа,

Не подумал: где ямщик

От коней гуляет?

Видит - барин материк,

"Генерал", - смекает.

Поспешил фуражку снять:

"Здравия желаю!

Что угодно приказать,

Водки или чаю?.."

Хочет барину помочь

Юркий старичишка;

Тут во всю медвежью мочь

Заревел наш мишка!

И смотритель отскочил:

"Господи помилуй!

Сорок лет я прослужил

Верой, правдой, силой;

Много видел на тракту

Генералов строгих,

Нет ребра, зубов во рту

Не хватает многих,

А такого не видал,

Господи Исусе!

Небывалый генерал,

Видно, в новом вкусе!.."

 

Прибежали ямщики

Подивились тоже:

Видят - дело не с руки,

Что-то тут негоже!

Собрался честной народ,

Всё село в тревоге;

"Генерал в санях ревет,

Как медведь в берлоге!"

Трус бежит, а кто смелей,

Те - потехе ради -

Жмутся около саней;

А смотритель сзади.

Струсил, издали кричит:

"В избу не хотите ль?"

Мишка вновь как зарычит...

Убежал смотритель!

Оробел и убежал,

И со всею свитой...

 

Два часа в санях лежал

Генерал сердитый.

Прибежали той порой

Ямщик и вожатый;

Вразумил народ честной

Трифон бородатый

И Топтыгина прогнал

Из саней дубиной...

А смотритель обругал

Ямщика скотиной...

 

1867

 

 

 

4

 

ДЕДУШКА МАЗАЙ И ЗАЙЦЫ

 

 

1

 

В августе, около Малых Вежей,

С старым Мазаем я бил дупелей.

 

Как-то особенно тихо вдруг стало,

На небе солнце сквозь тучу играло.

 

Тучка была небольшая на нем,

А разразилась жестоким дождем!

 

Прямы и светлы, как прутья стальные,

В землю вонзались струи дождевые

 

С силой стремительной... Я и Мазай,

Мокрые, скрылись в какой-то сарай.

 

Дети, я вам расскажу про Мазая.

Каждое лето домой приезжая,

 

Я по недели гощу у него.

Нравится мне деревенька его:

 

Летом ее убирая красиво,

Исстари хмель в ней родится на диво,

 

Вся она тонет в зеленых садах;

Домики в ней на высоких столбах

 

(Всю эту местность вода понимает,

Так что деревня весною всплывает,

 

Словно Венеция). Старый Мазай

Любит до страсти свой низменный край.

 

Вдов он, бездетен, имеет лишь внука,

Торной дорогой ходить ему - скука!

 

За сорок верст в Кострому прямиком

Сбегать лесами ему нипочем:

 

"Лес не дорога: по птице, по зверю

Выпалить можно". - "А леший?" - "Не верю!

 

Раз в кураже я их звал-поджидал

Целую ночь, - никого не видал!

 

За день грибов насбираешь корзину,

Ешь мимоходом бруснику, малину;

 

Вечером пеночка нежно поет,

Словно как в бочку пустую удод

 

Ухает; сыч разлетается к ночи,

Рожки точены, рисованы очи.

 

Ночью... ну, ночью робел я и сам:

Очень уж тихо в лесу по ночам.

 

Тихо как в церкви, когда отслужили

Службу и накрепко дверь затворили,

 

Разве какая сосна заскрипит,

Словно старуха во сне проворчит..."

 

Дня не проводит Мазай без охоты.

Жил бы он славно, не знал бы заботы,

 

Кабы не стали глаза изменять:

Начал частенько Мазай пуделять.

 

Впрочем, в отчаянье он не приходит:

Выпалит дедушка, - заяц уходит,

 

Дедушка пальцем косому грозит:

"Врешь - упадешь!" - добродушно кричит.

 

Знает он много рассказов забавных

Про деревенских охотников славных:

 

Кузя сломал у ружьишка курок,

Спичек таскает с собой коробок,

 

Сядет за кустом - тетерю подманит,

Спичку к затравке приложит - и грянет!

 

Ходит с ружьишком другой зверолов,

Носит с собою горшок угольков.

 

"Что ты таскаешь горшок с угольками?"

- "Больно, родимый, я зябок руками;

 

Ежели зайца теперь сослежу,

Прежде я сяду, ружье положу,

 

Над уголечками руки погрею,

Да уж потом и палю по злодею!"

 

"Вот так охотник! " - Мазай прибавлял.

Я, признаюсь, от души хохотал.

 

Впрочем, милей анекдотов крестьянских

(Чем они хуже, однако, дворянских?)

 

Я от Мазая рассказы слыхал.

Дети, для вас я один записал...

 

2

 

Старый Мазай разболтался в сарае:

"В нашем болотистом, низменном крае

Впятеро больше бы дичи велось,

Кабы сетями ее не ловили,

Кабы силками ее не давили;

Зайцы вот тоже, - их жалко до слез!

Только весенние воды нахлынут,

И без того они сотнями гинут, -

Нет! еще мало! бегут мужики,

Ловят, и топят, и бьют их баграми.

Где у них совесть ?.. Я раз за дровами

В лодке поехал - их много с реки

К нам в половодье весной нагоняет, -

Еду, ловлю их. Вода прибывает.

Вижу один островок небольшой -

Зайцы на нем собралися гурьбой.

С каждой минутой вода подбиралась

К бедным зверькам; уж под ними осталось

Меньше аршина земли в ширину,

Меньше сажени в длину.

Тут я подъехал: лопочут ушами,

Сами ни с места; я взял одного,

Прочим скомандовал: прыгайте сами!

Прыгнули зайцы мои, - ничего!

Только уселась команда косая,

Весь островочек пропал под водой.

" То-то! - сказал я, - не спорьте со мной!

Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!"

Этак гуторя, плывем в тишине.

Столбик не столбик, зайчишко на пне,

Лапки скрестивши, стоит, горемыка,

Взял и его - тягота невелика!

Только что начал работать веслом,

Глядь, у куста копошится зайчиха -

Еле жива, а толста как купчиха!

Я ее, дуру, накрыл зипуном -

Сильно дрожала... Не рано уж было.

Мимо бревно суковатое плыло,

Зайцев с десяток спасалось на нем.

"Взял бы я вас - да потопите лодку!"

Жаль их, однако, да жаль и находку -

Я зацепился багром за сучок

И за собою бревно поволок...

 

Было потехи у баб, ребятишек,

Как прокатил я деревней зайчишек:

"Глянь-ко: что делает старый Мазай!"

Ладно! любуйся, а нам не мешай!

Мы за деревней в реке очутились.

Тут мои зайчики точно сбесились:

Смотрят, на задние лапы встают,

Лодку качают, грести не дают:

Берег завидели плуты косые,

Озимь, и рощу, и кусты густые!..

К берегу плотно бревно я пригнал,

Лодку причалил - и "с богом!" сказал...

 

И во весь дух

Пошли зайчишки.

А я им: "У-х!"

Живей, зверишки!

Смотри, косой,

Теперь спасайся,

А чур зимой

Не попадайся!

Прицелюсь - бух!

И ляжешь... Ууу-х!.."

Мигом команда моя разбежалась,

Только на лодке две пары осталось -

Сильно измокли, ослабли; в мешок

Я их поклал - и домой приволок,

За ночь больные мои отогрелись,

Высохли, выспались, плотно наелись;

Вынес я их на лужок; из мешка

Вытряхнул, ухнул - и дали стречка!

Я проводил их всё тем же советом:

"Не попадайся зимой!"

Я их не бью ни весною, ни летом,

Шкура плохая, - линяет косой... "

 

( 1870 )

 

 

 

5

 

СОЛОВЬИ

 

 

Качая младшего сынка,

Крестьянка старшим говорила:

"Играйте, детушки, пока!

Я сарафан почти дошила;

 

Сейчас буренку обряжу,

Коня навяжем травку кушать,

И вас в ту рощицу свожу -

Пойдем соловушек послушать.

 

Там их, что в кузове груздей, -

Да не мешай же мне, проказник! -

У нас нет места веселей;

Весною, дети, каждый праздник

 

По вечерам туда идут

И стар и молод. На поляне

Девицы красные поют,

Гуторят пьяные крестьяне.

 

А в роще, милые мои,

Под разговор и смех народа

Поют и свищут соловьи

Звончей и слаще хоровода!

 

И хорошо и любо всем...

Да только (Клим, не трогай Сашу!)

Чуть-чуть соловушки совсем

Не разлюбили рощу нашу:

 

Ведь наш-то курский соловей

В цене,- тут много их ловили,

Ну, испугалися сетей,

Да мимо нас и прокатили!

 

Пришла, рассказывал ваш дед,

Весна, а роща как немая

Стоит - гостей залетных нет!

Взяла крестьян тоска большая.

 

Уж вот и праздник наступил

И на поляне погуляли,

Да праздник им не в праздник был!

Крестьяне бороды чесали.

 

И положили меж собой -

Умел же бог на ум наставить -

На той поляне, в роще той

Сетей, силков вовек не ставить.

 

И понемногу соловьи

Опять привыкли к роще нашей,

И нынче, милые мои,

Им места нет любей и краше!

 

Туда с сетями сколько лет

Никто и близко не подходит,

И строго-настрого запрет

От деда к внуку переходит.

 

Зато весной весь лес гремит!

Что день, то новый хор прибудет...

Под песни их деревня спит,

Их песня нас поутру будит...

 

Запомнить надобно и вам:

Избави бог тут ставить сети!

Ведь надо ж бедным соловьям

Дать где-нибудь и отдых, дети..."

 

Середний сын кота дразнил,

Меньшой полз матери на шею,

А старший с важностью спросил,

Кубарь пуская перед нею:

 

"А есть ли, мама, для людей

Такие рощицы на свете?"

-"Нет, мест таких... без податей

И без рекрутчины нет, дети.

 

А если б были для людей

Такие рощи и полянки,

Все на руках своих детей

Туда бы отнесли крестьянки..."

 

(1870)

 

 

 

 

6

 

НАКАНУНЕ СВЕТЛОГО ПРАЗДНИКА

 

 

1

 

Я ехал к Ростову

Высоким холмом,

Лесок малорослый

Тянулся на нем;

 

Береза, осина,

Да ель, да сосна;

А слева - долина,

Как скатерть ровна.

 

Пестрел деревнями,

Дорогами дол,

Он всё понижался

И к озеру шел,

 

Ни озера, дети

Забыть не могу,

Ни церкви на самом

Его берегу:

 

Тут чудо картину

Я видел тогда!

Ее вспоминаю

Охотно всегда...

 

2

 

Начну по порядку:

Я ехал весной,

В страстную субботу,

Пред самой Святой.

 

Домой поспешая

С тяжелых работ,

С утра мне встречался

Рабочий народ;

 

Скучая смертельно,

Решал я вопрос:

Кто плотник, кто слесарь,

Маляр, водовоз!

 

Нетрудное дело!

Идут кузнецы -

Кто их не узнает?

Они молодцы

 

И петь, и ругаться,

Да - день не такой!

Идет кривоногий

Гуляка-портной:

 

В одном сертучишке,

Фуражка как блин,-

Гармония, трубка,

Утюг и аршин!

 

Смотрите - красильщик!

Узнаешь сейчас:

Нос выпачкан охрой

И суриком глаз;

 

Он кисти и краски

Несет за плечом,

И словно ландкарта

Передник на нем.

 

Вот пильщики: сайку

Угрюмо жуют

И словно солдаты

Все в ногу идут,

 

А пилы стальные

У добрых ребят,

Как рыбы живые,

На плечах дрожат!

 

Я доброго всем им

Желаю пути;

В родные деревни

Скорее прийти,

 

Омыть с себя копоть

И пот трудовой

И встретить Святую

С веселой душой...

 

3

 

Стемнело. Болтая

С моим ямщиком,

Я ехал всё тем же

Высоким холмом,

 

Взглянул на долину,

Что к озеру шла,

И вижу - долина

Моя ожила:

 

На каждой тропинке,

Ведущей к селу,

Толпы появились;

Вечернюю мглу

 

Огни озарили

Куда-то идет

С пучками горящей

Соломы народ.

 

Куда? Я подумать

О том не успел,

Как колокол громко

Ответ прогудел!

 

У озера ярко

Горели костры,-

Туда направлялись,

Нарядны, пестры,

 

При свете горящей

соломы,- толпы...

У божьего храма

Сходились тропы,-

 

Народная масса

Сдвигалась, росла.

Чудесная, дети,

Картина была!...

 

(20 марта 1873)

 

 

 

101. НАД ЧЕМ МЫ СМЕЕМСЯ...

 

 

Раз сказал я за пирушкой:

"До свидания, друзья!

Вечер с матушкой-старушкой

Проведу сегодня я:

Нездорова - ей не спится,

Надо бедную занять..."

С той поры, когда случится

Мне с друзьями пировать,

Как запас вестей иссякнет

И настанет тишина,

Кто-нибудь наверно брякнет:

"Человек! давай вина!

Выпьем мы еще по чаше

И - туда... живей, холоп!

Ну... а ты - иди к мамаше!

Ха! ха! ха!..." Хоть пулю в лоб!..

 

Водовоз воды бочонок

В гололедицу тащил;

Стар и слаб, как щепка тонок,

Бедный выбился из сил.

Я усталому салазки

На бугор помог ввезти.

На беду, в своей коляске

Мчался Митя по пути -

Как всегда, румян и светел,

Он рукою мне послал

Поцелуй - он всё заметил

И друзьям пересказал.

С той поры мне нет проходу:

Филантроп да филантроп!

"Что, возил сегодня воду?..

Ха! ха! ха!.." Хоть пулю в лоб!..

 

(1874)

 

 

 

102-104. Три элегии

 

 

А. Н. Плещееву

 

1

 

 

Ах! что изгнанье, заточенье!

Захочет - выручит судьба!

Что враг!- возможно примиренье,

Возможна равная борьба;

 

Как гнев его ни беспределен,

Он промахнется в добрый час...

Но той руки удар смертелен,

Которая ласкала нас!..

 

Один, один!.. А ту, кем полны

Мои ревнивые мечты,

Умчали роковые волны

Пустой и милой суеты.

 

В ней сердце жаждет жизни новой,

Не сносит горестей оно

И доли трудной и суровой

Со мной не делит уж давно...

 

И тайна всё: печаль и муку

Она сокрыла глубоко?

Или решилась на разлуку

Благоразумно и легко?

 

Кто скажет мне?.. Молчу, скрываю

Мою ревнивую печаль,

И столько счастья ей желаю

Чтоб было прошлого не жаль!

 

Что ж, если сбудется желанье?..

О, нет! живет в душе моей

Неотразимое сознанье,

Что без меня нет счастья ей!

 

Всё, чем мы в жизни дорожили,

Что было лучшего у нас,-

Мы на один алтарь сложили,

И этот пламень не угас!

 

У берегов чужого моря,

Вблизи, вдали он ей блеснет

В минуту сиротства и горя,

И - верю я - она придет!

 

Придет... и, как всегда, стыдлива,

Нетерпелива и горда,

Потупит очи молчаливо.

Тогда... Что я скажу тогда?..

 

Безумец! для чего тревожишь

Ты сердце бедное свое?

Простить не можешь ты ее -

И не любить ее не можешь!..

 

 

2

 

 

Бьется сердце беспокойное,

Отуманились глаза.

Дуновенье страсти знойное

Налетело, как гроза.

 

Вспоминаю очи ясные

Дальней странницы моей,

повторяю стансы страстные,

Что сложил когда-то ей.

 

Я зову ее, желанную:

Улетим с тобою вновь

В ту страну обетованную,

Где венчала нас любовь!

 

Розы там цветут душистые,

Там лазурней небеса,

Соловьи там голосистее,

Густолиственней леса...

 

 

3

 

 

Разбиты все привязанности, разум

Давно вступил в суровые права,

Гляжу на жизнь неверующим глазом...

Всё кончено! Седеет голова.

 

Вопрос решен: трудись, пока годишься,

И смерти жди! Она недалека...

Зачем же ты, о сердце! не миришься

С своей судьбой?.. О чем твоя тоска?..

 

Непрочно всё, что нами здесь любимо,

Что день - сдаем могиле мертвеца,

Зачем же ты в душе неистребима,

Мечта любви, не знающей конца?..

 

Усни... умри!..

 

(1874)

 

 

 

105. СТРАШНЫЙ ГОД

 

1870

 

 

Страшный год! Газетное витийство

И резня, проклятая резня!

Впечатленья крови и убийства,

Вы вконец измучили меня!

 

О, любовь!- где все твои усилья?

Разум!- где плоды твоих трудов?

Жадный пир злодейства и насилья,

Торжество картечи и штыков!

 

Этот год готовит и для внуков

Семена раздора и войны.

В мире нет святых и кротких звуков,

Нет любви, свободы, тишины!

 

Где вражда, где трусость роковая,

Мстящая - купаются в крови,

Стон стоит над миром не смолкая;

Только ты, поэзия святая,

Ты молчишь, дочь счастья и любви!

 

Голос твой, увы, бессилен ныне!

Сгибнет он, ненужный никому,

Как цветок, потерянный в пустыне,

Как звезда, упавшая во тьму.

 

Прочь, о, прочь! сомненья роковые,

Как прийти могли вы на уста?

Верю, есть еще сердца живые,

Для кого поэзия свята.

 

Но гремел, когда они родились,

Тот же гром, ручьями кровь лила;

Эти души кроткие смутились

И, как птицы в бурю, притаились

В ожиданьи света и тепла.

 

(Между 1872 и 1874)

 

 

 

106.

 

 

Смолкли честные, доблестно павшие,

Смолкли их голоса одинокие,

За несчастный народ вопиявшие,

Но разнузданы страсти жестокие.

 

Вихорь злобы и бешенства носится

Над тобою, страна безответная.

Всё живое, всё доброе косится...

Слышно только, о ночь безрассветная!

 

Среди мрака, тобою разлитого,

Как враги, торжествуя, скликаются,

Как на труп великана убитого

Кровожадные птицы слетаются,

Ядовитые гады сползаются...

 

(Между 1872 и 1874)

 

 

 

107. УНЫНИЕ

 

 

1

 

Сгорело ты, гнездо моих отцов!

Мой сад заглох, мой дом бесследно сгинул,

Но я реки любимой не покинул.

Вблизи ее песчаных берегов

Я и теперь на лето укрываюсь

И, отдохнув, в столицу возвращаюсь

С запасом сил и ворохом стихов.

Мой черный конь, с Кавказа приведенный

Умен и смел,- как вихорь он летит,

Еще отцом к охоте приученный,

Как вкопанный при выстреле стоит.

Когда Кадо бежит опушкой леса

И глухаря нечаянно спугнет,

На всем скаку остановив Черкеса,

Спущу курок - и птица упадет.

 

2

 

Какой восторг! За перелетной птицей

Гонюсь с ружьем, а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей,

С души моей. Я духом бодр и жив,

Я телом здрав. Я думаю... мечтаю...

Не чувствовать над мыслью молотка

Я не могу, как сильно ни желаю,

Но если он приподнят хоть слегка,

Но если я о нем позабываю

На полчаса,- и тем я дорожу.

Я сам себя, читатель, нахожу,

А это всё, что нужно для поэта.

Так шли дела; но нынешнее лето

Не задалось: не заряжал ружья

И не писал еще ни строчки я.

 

3

 

Мне совестно признаться: я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Чтоб от него отделаться, делюсь

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

Недуг не нов (но сила вся в размере),

Его зовут уныньем; в старину

Я храбро с ним выдерживал войну,

Иль хоть смягчал трудом по крайней мере,

А нынче с ним не оберусь хлопот.

Быть может, есть причина в атмосфере,

А может быть, мне знать себя дает,

Друзья мои, пятидесятый год.

 

4

 

Да, он настал - и требует отчета!

Когда зима нам кудри убелит,

Приходит к нам нежданная забота

Свести итог... О юноши! грозит

Она и вам, судьба не пощадит:

Наступит час рассчитываться строго

За каждый шаг, за целой жизни труд,

И мстящего, зовущего на суд

В душе своей вы ощутите бога.

Бог старости - неутолимый бог,

(От юности готовьте ваш итог!)

 

5

 

Приходит он к прожившему полвека

И говорит: "Оглянемся назад,

Поищем дел, достойных человека..."

Увы! их нет! одних ошибок ряд!

Жестокий бог! он дал двойное зренье

Моим очам; пытливое волненье

Родил в уме, душою овладел.

"Я даром жил, забвенье мой удел",-

Я говорю, с ним жизнь мою читая.

Прости меня, страна моя родная:

Бесплоден труд, напрасен голос мой!

И вижу я, поверженный в смятенье,

В случайности несчастной - преступленье,

Предательство в ошибке роковой...

 

6

 

Измученный, тоскою удрученный,

Жестокостью судьбы неблагосклонной

Вины мои желаю объяснить,

Гоню врага, хочу его забыть,

Он тут как тут! В любимый труд, в забаву -

Мешает он во всё свою отраву,

И снова мы идем рука с рукой.

Куда? увы! опять я проверяю

Всю жизнь мою - найти итог желаю,-

Угодно ли последовать за мной?

 

7

 

Идем! Пути, утоптанные гладко,

Я пренебрег, я шел своим путем,

Со стороны блюстителей порядка

Я, так сказать, был вечно под судом.

И рядом с ним - такая есть возможность!-

Я знал другой недружелюбный суд,

Где трусостью зовется осторожность,

Где подлостью умеренность зовут.

То юношества суд неумолимый.

Меж двух огней я шел неутомимый.

Куда пришел? Клянусь, не знаю сам!

Решить вопрос предоставляю вам!

 

8

 

Враги мои решат его согласно,

Всех меряя на собственный аршин,

В чужой душе они читают ясно,

Но мой судья - читатель-гражданин.

Лишь в суд его храню слепую веру.

Суди же ты, кем взыскан я не в меру!

Еще мой труд тобою не забыт

И знаешь ты: во мне нет сил героя -

Тот не герой, кто лавром не увит

Иль на щите не вынесен из боя,-

Я рядовой (теперь уж инвалид)...

 

9

 

Суди, решай! А ты, мечта больная,

Воспрянь и, мир бесстрашно облетая,

Мой ум к труду, к покою возврати!

Чтоб отдохнуть душою не свободной,

Иду к реке - кормилице народной...

С младенчества на этом мне пути

Знакомо всё... Знакомой грусти полны

Ленивые, медлительные волны...

О чем их грусть?... Бывало, каждый день

Я здесь бродил в раздумьи молчаливом

И слышал я в их ропоте тоскливом

Тоску и скорбь спопутных деревень...

 

10

 

Под берегом, где вечная прохлада

От старых ив, нависших над рекой,

Стоит в воде понуренное стадо,

Над ним шмелей неутомимый рой.

Лишь овцы рвут траву береговую,

Как рекруты острижены вплотную.

Не весел вид реки и берегов.

Свистит кулик, кружится рыболов,

Добычу карауля как разбойник;

Таинственно снастями шевеля.

Проходит барка; виден у руля

Высокий крест: на барке есть покойник...

 

11

 

Чу! конь заржал. Трава кругом на славу,

Но лошадям не весело пришлось,

И, позабыв зеленую атаву,

Под дым костра, спасающий от ос,

Сошлись они, поникли головами

И машут в такт широкими хвостами.

Лишь там, вдали, остался серый конь.

Он не бежит проворно на огонь,

Хоть и над ним кружится рой докучный,

Серко стоит понур и недвижим.

Несчастный конь, ненатурально тучный!

Ты поражен недугом роковым!

 

12

 

Я подошел: алела бугорками

По всей спине, усыпанной шмелями,

Густая кровь... струилась из ноздрей...

Я наблюдал жестокий пир шмелей,

А конь дышал всё реже, всё слабей.

Как вкопанный стоял он час - и боле

И вдруг упал. Лежит недвижим в поле...

Над трупом солнца раскаленный шар

Да степь кругом. Вот с вышины спустился

Степной орел; над жертвой покружился

И царственно уселся на стожар.

В досаде я послал ему удар.

Спугнул его, но он вернется к ночи

И выклюет ей острым клювом очи...

 

13

 

Иду на шелест нивы золотой.

Печальные, убогие равнины!

Недавние и страшные картины,

Стесняя грудь, проходят предо мной.

Ужели бог не сжалится над нами,

Сожженных нив дождем не оживит

И мельница с недвижными крылами

И этот год без дела простоит?

 

14

 

Ужель опять наградой будет плугу

Голодный год?... Чу! женщина поет!

Как будто в гроб кладет она подругу.

Душа болит, уныние растет.

Народ! народ! Мне не дано геройства

Служить тебе, плохой я гражданин,

Но жгучее, святое беспокойство

За жребий твой донес я до седин!

Люблю тебя, пою твои страданья,

Но где герой, кто выведет из тьмы

Тебя на свет?... На смену колебанья

Твоих судеб чего дождемся мы?...

 

15

 

День свечерел. Томим тоскою вялой,

То по лесам, то по лугу брожу.

Уныние в душе моей усталой,

Уныние - куда ни погляжу.

Вот дождь пошел и гром готов уж грянуть

Косцы бегут проворно под шатры,

А я дождем спасаюсь от хандры,

Но, видно, мне и нынче не воспрянуть!

Упала ночь, зажглись в лугах костры,

Иду домой, тоскуя и волнуясь,

Пишу стихи и, недовольный, жгу.

Мой стих уныл, как ропот на несчастье,

Как плеск волны в осеннее ненастье,

На северном пустынном берегу...

 

(5-12 июля 1874)

 

 

 

108. ПУТЕШЕСТВЕННИК

 

 

В городе волны по улицам бродят,

Ловят детей, гувернанток и дам,

Люди естественным это находят,

Сами они подражают волкам.

 

В городе волки, и волки на даче.

А уж какая их тьма на Руси!

Скоро уж там не останется клячи...

Ехать в деревню... теперь-то? Merci!

 

Прусский барон, опоясавши выю

Белым жабо в три вершка ширины,

Ездит один, изучая Россию,

По захолустьям несчастной страны:

 

"Как у вас хлебушко?" - "Нет ни ковриги!"

-"Где у вас скот?" - "От заразы подох!"

А заикнулся про школу, про книги -

Прочь побежали. "Помилуй нас бог!

 

Книг нам не надо - неси их к жандарму!

В прошлом году у прохожих людей

Мы их купили по гривне за пару,

А натерпелись на тыщу рублей!"

 

Думает немец: "Уж я не оглох ли?

К школе привешен тяжелый замок,

Нивы посохли, коровы подохли,

Как эти люди заплатят оброк?"

 

"Что наблюдать? что записывать в книжку?"-

В грусти барон сам с собой говорит...

Дай ты им гривну да хлеба коврижку

И наблюдай, немчура, аппетит...

 

(13 июля 1874)

 

 

 

109. ОТЪЕЗЖАЮЩЕМУ

 

 

Даже вполголоса мы не певали,

Мы горемыки-певцы!

Под берегами мы ведра прождали,

Словно лентяи-пловцы.

 

Старость подходит - недуги да горе!

Жизнь бесполезно прошла.

Хоть на прощанье в открытое море,

В море царящего зла

 

Прямо и смело направить бы лодку.

Сунься-ко!... Сделаешь шаг,

А на втором перервут тебе глотку!

Друг моей юности (ныне мой враг)!

 

Я не дивлюсь, что отчизну любезную

Счел ты за лучшее кинуть.

Жить для нее - надо силу железную,

Волю железную - сгинуть.

 

(23 июля 1874)

 

 

 

110. ГОРЕ СТАРОГО НАУМА

 

Волжская быль

 

1

 

Науму паточный завод

И дворик постоялый

Дают порядочный доход.

Наум - неглупый малый:

 

Задаром сняв клочок земли,

Крестьянину с охотой

В нужде ссужает он рубли,

А тот плати работой -

 

Так обращен нагой пустырь

В картофельное поле...

Вблизи - Бабайский монастырь,

Село Большие Соли,

 

Недалеко и Кострома.

Наум живет - не тужит,

И Волга-матушка сама

Его карману служит.

 

Питейный дом его стоит

На самом "перекате";

Как лето Волгу обмелит

К пустынной этой хате

 

Тропа знакома бурлакам:

Выходит много "чарки"...

Здесь ходу нет большим судам;

Здесь "паузятся" барки.

 

Купцы бегут: "Помогу дай!"

Наум купцов встречает,

Мигнет народу: не плошай!

И сам не оплошает...

 

Кипит работа до утра:

Всё весело, довольно.

Итак, нет худа без добра!

Подумаешь невольно,

 

Что ты, жалея бедняка,

Мелеешь год от года,

Благословенная река,

Кормилица народа!

 

2

 

Люблю я краткой той поры

Случайные тревоги,

И труд, и песни, и костры.

С береговой дороги

 

Я вижу сотни рук и лиц,

Мелькающих красиво,

А паруса, что крылья птиц,

Колеблются лениво,

 

А месяц медленно плывет,

А Волга чуть лепечет.

Чу! резко свистнул пароход;

Бежит и искры мечет,

 

Ущелья темных берегов

Стогласым эхом полны...

Не всё же песням бурлаков

Внимают эти волны.

 

Я слушал жадно иногда

И тот напев унылый,

Но гул довольного труда

Мне слышать слаще было.

 

Увы! я дожил до седин,

Но изменился мало.

Иных времен, иных картин

Провижу я начало

 

В случайной жизни берегов

Моей реки любимой:

Освобожденный от оков,

Народ неутомимый

 

Созреет, густо заселит

Прибрежные пустыни;

Наука воды углубит:

По гладкой их равнине

 

Суда-гиганты побегут

Несчетною толпою,

И будет вечен бодрый труд

Над вечною рекою...

 

3

 

Мечты!... Я верую в народ,

Хоть знаю: эта вера

К добру покамест не ведет.

Я мог бы для примера

 

Напомнить лица, имена.

Но это будет смело,

А смелость в наши времена -

Рискованное дело!

 

Пока над нами не висит

Ни тучки, солнце блещет,-

Толпа трусливого клеймит,

Отважным рукоплещет,

 

Но поднял бурю смелый шаг,-

Она же рада шикать,

Друзья попрячутся, а враг

Спешит беду накликать...

 

О Русь!...

.........................

 

4

 

Науму с лишком пятьдесят,

А ни детей, ни женки.

Наум был сердцем суховат,

Любил одни деньжонки.

 

Он говорил: "Жениться - взять

Обузу! А "сударки"

Еще тошней: и время трать,

И деньги на подарки".

 

Опровергать его речей

Тогда не приходилось,

Хоть, может быть, в груди моей

Иное сердце билось,

 

Хотя у нас, как лед и зной,

Причины были розны:

"Над одинокой головой

Не так и тучи грозны;

 

Пускай лентяи и рабы

Идут путем обычным,

Я должен быть своей судьбы

Царем единоличным!"

 

Я думал гордо. Кто не рад

Оставить миру племя?

Но я родился невпопад -

Лихое было время!

 

Забыло солнышко светить,

Погас и месяц ясный,

И трудно было отличить

От ночи день ненастный.

 

Гром непрестанно грохотал,

И вихорь был ужасен,

И человек под ним стоял

Испуган и безгласен.

 

Был краткий миг: заря зажгла

Роскошно край лазури,

И буря новая пришла

На смену старой бури.

 

И новым силам новый бой

Готовился... Усталый,

Поник я буйной головой.

Погибли идеалы,

 

Ушло и время... Места нет

Желанному союзу.

Умру - и мой исчезнет след!

Надежда вся на музу!

 

5

 

Судьба Наума берегла,

По милости господней

Что год - обширнее дела,

А сам сытей, дородней.

 

Он говорил: "Чего ж еще?

Хоть плавать я умею,

Купаюсь в Волге по плечо,

Не лезу я по шею!"

 

Стреляя серых куликов

На отмели песчаной,

Заслышу говор бубенцов,

И свист, и топот рьяный,

 

На кручу выбегу скорей:

Знакомая тележка,

Нарядны гривы у коней,

У седока - усмешка...

 

Лихая пара! На шлеях

И бляхи и чешуйки.

В личных высоких сапогах,

В солидной, синей чуйке,

 

В московском новом картузе,

Сам правя пристяжною,

Наум катит во всей красе.

Увидит - рад душою!

 

Кричит: "Довольно вам палить,

Пора чайку покушать!..."

Наум любил поговорить,

А я любил послушать.

 

Закуску, водку, самовар

Вносили по порядку

И Волги драгоценный дар -

Янтарную стерлядку.

 

Наум усердно предлагал

Рябиновку, вишневку.

А расходившись, обивал

"Смоленую головку".

 

"Ну, как делишки?" - "В барыше",-

С улыбкой отвечает.

Разговорившись по душе,

Подробно исчисляет,

 

Что дало в год ему вино

И сколько от завода.

"Накопчено, насолено -

Чай, хватит на три года!

 

Всё лето занято трудом,

Хлопот по самый ворот.

Придет зима - лежу сурком,

Не то поеду в город.

 

Начальство - други-кумовья,

Стряслась беда - поправят,

Работы много - свистну я:

Соседи не оставят;

 

Округа вся в горсти моей,

Казна - надежней цепи;

Уж нет помещичьих крепей,

Мои остались крепи.

 

Судью за денежки куплю,

Умилостивлю бога..."

(Русак природный - во хмелю

Он был хвастлив немного)...

 

6

 

Полвека прожил так Наум

И не тужил нимало,

Работал в нем житейский ум,

А сердце мирно спало.

 

Встречаясь с ним, я вспоминал

Невольно дуб красивый

В моем саду: там сети ткал

Паук трудолюбивый.

 

С утра спускался он не раз

По тонкой паутинке,

Как по канату водолаз,

К какой-нибудь личинке,

 

То комара подстерегал

И жадно влек в объятья.

А пообедав, продолжал

Обычные занятья.

 

И вывел, точно напоказ,

Паук мой паутину.

Какая ткань! Какой запас

На черную годину!

 

Там мошек целые стада

Нашли себе могилы,

Попали бабочки туда -

Летуньи пестрокрылы;

 

Его сосед, другой паук,

Качался там, замучен.

А мой - отъелся вон из рук!

Доволен, гладок, тучен.

 

То мирно дремлет в уголку,

То мухою закусит...

Живется славно пауку:

Не тужит и не трусит!

 

С Наумом я давно знаком:

Еще как был моложе,

Наума с этим пауком

Я сравнивал... И что же?

 

Уж округлился капитал,

В купцы бы надо вскоре,

А человек затосковал!

Пришло к Науму горе...

 

7

 

Сидел он поздно у ворот,

В расчеты погруженный;

Последний свистнул пароход

На Волге полусонной,

 

И потянулись на покой

И человек, и птица.

Зашли к Науму той порой

Молодчик да девица:

 

У Тани русая коса

И голубые очи.

У Вани вьются волоса.

"Укрой от темной ночи!"

 

- "А самоварчик надо греть?"

- "Пожалуй"... Ни минутки

Не могут гости посидеть:

У них и смех, и шутки,

 

Задеть друг дружку норовят

Ногой, рукой, плечами,

И так глядят... и так шалят,

Чуть отвернись, губами!

 

То вспыхнет личико у ней,

То белое, как сливки...

Поели гости калачей,

Отведали наливки:

 

"Теперь уснем мы до утра,

У вас покой, приволье!"

-"А кто вы?" - "Братец и сестра,

Идем на богомолье".

 

Он думал: "Врет! поди сманил

Купеческую дочку!

Да что мне? лишь бы заплатил!

Пускай ночуют ночку".

 

Он им подушек пару дал:

"Уснете на диване".

И доброй ночи пожелал

И молодцу и Тане.

 

В своей каморке на часах

Поддернул кверху гири

И утонул в пуховиках...

Проснулся: бьет четыре,

 

Еще темно; во рту горит.

Кваску ему желалось,

Да квас-то в горнице стоит,

Где парочка осталась.

 

"Жаль не пришло вчера на ум!

Да я пройду тихонько,

Добуду! (думает Наум)

Чай, спят они крепонько,

 

Не скоро их бы разбудил

Теперь и конский топот..."

Но только дверь приотворил,

Услышал тихий шепот:

 

"Покурим, Ваня!"- говорит

Молодчику девица.

И спичка чиркнула - горит...

Увидел он их лица:

 

Красиво Ванино лицо,

Красивее у Тани!

Рука, согнутая в кольцо,

Лежит на шее Вани,

 

Нагая, полная рука!

У Тани грудь открыта,

Как жар горит одна щека,

Косой другая скрыта.

 

Еще он видел на лету,

Как встретились их очи,

И вновь на юную чету

Спустился полог ночи.

 

Назад тихонько он ушел,

И с той поры Наума

Не узнают: он вечно зол,

Сидит один угрюмо,

 

Или пойдет бродить окрест

И к ночи лишь вернется,

Соленых рыжиков не ест,

И чай ему не пьется.

 

Забыл наливки настоять

Душистой поленикой.

Хозяйство стало упадать -

Грозит урон великой!

 

На счетах спутался не раз,

Хоть счетчик был отменный...

Две пары глаз, блаженных глаз,

Горят пред ним бессменно!

 

"Я сладко пил, я сладко ел,-

Он думает уныло,-

А кто мне в очи так смотрел?..."

И всё ему постыло...

 

(7-10 августа 1874)

 

 

 

111. ЭЛЕГИЯ

 

 

<< А.Н.Еракову >>

 

Пускай нам говорит изменчивая мода,

Что тема старая "страдания народа"

И что поэзия забыть ее должна.

Не верьте, юноши! не стареет она.

О, если бы ее могли состарить годы!

Процвел бы божий мир!... Увы! пока народы

Влачатся в нищете, покорствуя бичам,

Как тощие стада по скошенным лугам,

Оплакивать их рок, служить им будет муза,

И в мире нет прочней, прекраснее союза!...

Толпе напоминать, что бедствует народ

В то время, как она ликует и поет,

К народу возбуждать вниманье сильных мира -

Чему достойнее служить могла бы лира?...

 

Я лиру посвятил народу своему.

Быть может, я умру неведомый ему,

Но я ему служил - и сердцем я спокоен...

Пускай наносит вред врагу не каждый воин,

Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...

Я видел красный день: в России нет раба!

И слезы сладкие я пролил в умиленьи...

"Довольно ликовать в наивном увлеченьи,-

Шепнула Муза мне.- Пора идти вперед:

Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

 

Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,

Старик ли медленный шагает за сохою,

Бежит ли по лугу, играя и свистя,

С отцовским завтраком довольное дитя,

Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы -

Ответа я ищу на тайные вопросы,

Кипящие в уме: "В последние года

Сносней ли стала ты, крестьянская страда?

И рабству долгому пришедшая на смену

Свобода, наконец, внесла ли перемену

В народные судьбы? в напевы сельских дев?

Иль так же горестен нестройный их напев?.."

 

Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,

По нивам, по лугам, уставленным стогами,

Задумчиво брожу в прохладной полутьме,

И песнь сама собой слагается в уме,

Недавних, тайных дум живое воплощенье:

На сельские труды зову благословенье:

Народному врагу проклятие сулю,

А другу у небес могущества молю,

И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,

И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,

И лес откликнулся... Природа внемлет мне,

Но тот, о ком пою в вечерней тишине,

Кому посвящены мечтания поэта,

Увы! не внемлет он - и не дает ответа...

 

(15-17 августа 1874)

 

 

 

112. ПРОРОК

 

 

Не говори: "Забыл он осторожность!

Он будет сам судьбы своей виной!.."

Не хуже нас он видит невозможность

Служить добру, не жертвуя собой.

 

Но любит он возвышенней и шире,

В его душе нет помыслов мирских.

"Жить для себя возможно только в мире,

Но умереть возможно для других!"

 

Так мыслит он - и смерть ему любезна.

Не скажет он, что жизнь ему нужна,

Не скажет он, что гибель бесполезна:

Его судьба давно ему ясна...

 

Его еще покамест не распяли,

Но час придет - он будет на кресте;

Его послал бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

 

(Август 1874)

 

 

 

113. Поэту

 

Памяти Шиллера

 

 

Где вы - певцы любви, свободы, мира

И доблести?.. Век "крови и меча"!

На трон земли ты посадил банкира,

Провозгласил героем палача...

 

Толпа гласит: "Певцы не нужны веку!"

И нет певцов... Замолкло божество...

О, кто ж теперь напомнит человеку

Высокое призвание его?..

 

Прости слепцам, художник вдохновенный,

И возвратись!.. Волшебный факел свой,

Погашенный рукою дерзновенной,

Вновь засвети над гибнущей толпой!

 

Вооружись небесными громами!

Наш падший дух взнеси на высоту,

Чтоб человек не мертвыми очами

Мог созерцать добро и красоту...

 

Казни корысть, убийство, святотатство!

Сорви венцы с предательских голов,

Увлекших мир с пути любви и братства,

Стяжанного усильями веков,

 

На путь вражды!.. В его дела и чувства

Гармонию внести лишь можешь ты.

В твоей груди, гонимый жрец искусства,

Трон истины, любви и красоты.

 

(6 сентября 1874)

 

 

 

114-116. НОЧЛЕГИ

 

 

1. НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

 

 

Вступили кони под навес,

Гремя бесчеловечно.

Усталый, я с телеги слез,

Ночлегу рад сердечно.

 

Спрыгнули псы; задорный лай

Наполнил всю деревню;

Впустил нас дворник Николай

В убогую харчевню.

 

Усердно кушая леща,

Сидел уж там прохожий

В пальто с господского плеча.

"Спознились, сударь, тоже?"-

 

Он, низко кланяясь, сказал.

"Да, нынче дни коротки.-

Уселся я, а он стоял.-

Садитесь! выпьем водки!"

 

Прохожий выпил рюмки две

И разболтался сразу:

"Иду домой... а жил в Москве...

До царского указу

 

Был крепостной: отец и дед

Помещикам служили.

Мне было двадцать восемь лет,

Как волю объявили,

 

Наш барин стал куда как лих,

Сердился, придирался.

А перед самым сроком стих,

С рабами попрощался,

 

Сказал нам: "Вольны вы теперь,-

И очи помутились,-

Идите с богом!" Верь, не верь,

Мы тоже прослезились

 

И потянулись кто куда...

Пришел я в городишко,

А там уж целая орда

Таких же - нет местишка!

 

Решился я идти в Москву,

В конторе записался,

И вышло место к Покрову.

Не барин - клад попался!

 

Сначала, правда, злился он.

Чем больше угождаю,

Тем он грубей: прогонит вон...

За что?.. Не понимаю!

 

Да с ним - как я смекнул поздней -

Знать надо было штучку:

Сплошал - сознайся поскорей,

Не лги, не чмокай в ручку!

 

Не то рассердишь: "Ермолай!

Опомнись! как не стыдно!

Привычки рабства покидай!

Мне за тебя обидно!

 

Ты человек! ты гражданин!

Знай: сила не в богатстве,

Не в том - велик ли, мал ли чин,

А в равенстве и братстве!

 

Я раболепства не терплю,

Не льсти, не унижайся!

Случиться может: сам вспылю -

И мне не поддавайся!.."

 

Работы мало, да и той

Сам половину правил,

Я захворал - всю ночь со мной

Сидел - пиявки ставил;

 

За каждый шаг благодарил.

С любовью, не со страхом

Три года я ему служил -

И вдруг пошло всё прахом!

 

Однажды он сердитый стал,

Порезался, как брился,

Всё не по нем! весь день ворчал

И вдруг совсем озлился.

 

Кастит!.. "Потише, господин!"-

Сказал я, вспыхнув тоже.

"Как! что?.. Зазнался, хамов сын!"-

И хлоп меня по роже!

 

По старой памяти я прочь,

А он за мной - бедовый!..

"Так вот,- продумал я всю ночь,-

Каков он - барин новый!

 

Такие речи поведет,

Что слушать любо-мило,

А кончит тем же, что прибьет!

Нет, прежде проще было!"

 

Обидно! Я его считал

Не барином, а братом...

Настало утро - не позвал.

Свернувшись под халатом,

 

Стонал как раненый весь день,

Не выпил чашки чаю...

А ночью барин словно тень

Прокрался к Ермолаю.

 

Вперед уставился лицом:

"Ударь меня скорее!

Мне легче будет!.." (Мертвецом

Глядел он, был белее

 

Своей рубахи.) "Мы равны,

Да я сплошал... я знаю...

Как быть? сквитаться мы должны...

Ударь!.. Я позволяю.

 

Не так ли, друг? Скорее хлоп

И снова правы, святы..."

- "Не так! Вы барин - я холоп,

Я беден, вы богаты!

 

(Сказал я.) Должен я служить,

Пока стает терпенья,

И я служить готов... а бить

Не буду... с позволенья!.."

 

Он всё свое, а я свое,

Спор долго продолжался,

Смекнул я: тут мне не житье!

И с барином расстался.

 

Иду покамест в Арзамас,

Там у меня невеста...

Нельзя ли будет через вас

Достать другое место?.."

 

(1874)

 

 

 

2. НА ПОГОРЕЛОМ МЕСТЕ

 

 

Славу богу, хоть ночь-то светла!

Увлекаться так глупо и стыдно.

Мы устали, промокли дотла,

А кругом деревеньки не видно.

 

Наконец увидал я бугор,

Там угрюмые сосны стояли,

И под ними дымился костер,

Мы с Трофимом туда побежали.

 

"Горевали, а вот и ночлег!"

- "Табор, что ли, цыганский там?" - "Нету!

Не видать ни коней, ни телег,

Не заметно и красного цвету.

 

У цыганок, куда ни взгляни,

Красный цвет - это первое дело!"

- "Косари?" - "Кабы были они,

Хоть одна бы тут женщина пела".

 

- "Пастухи ли огонь развели?.."

Через пни погорелого бора

К неширокой реке мы пришли

И разгадку увидели скоро:

 

Погорельцы разбили тут стан.

К нам навстречу ребята бежали:

"Не видали вы наших крестьян?

Побираться пошли - да пропали!"

 

- "Не видали!.." Весь табор притих...

Звучно щиплет траву лошаденка,

Бабы нянчат младенцев грудных,

Утешают ребят старушонка:

 

"Воля божья! усните скорей!

Эту ночь потерпите вы только!

Завтра вам накуплю калачей.

Вот и деньги... Глядите-ка сколько!"

 

- "Где ты, бабушка, денег взяла?"

- "У оконца, на месячном свете,

В ночи зимние пряжу пряла..."

Побренчали казной ее дети...

 

Старый дед, словно царь Соломон,

Роздал им кой-какую одежу.

Патриархом библейских времен

Он глядел, завернувшись в рогожу;

 

Величавая строгость в чертах,

Череп голый, нависшие брови,

На груди и на голых ногах

След недавних обжогов и крови.

 

Мой вожатый к нему подлетел:

"Здравствуй, дедко!" - "Живите здоровы!"

- "Погорели? а хлеб уцелел?

Уцелели лошадки, коровы?.."

 

- "Хлебу было сгореть мудрено,-

Отвечал патриарх неохотно,-

Мы его не имели давно.

Спите, детки, окутавшись плотно!

 

А к костру не ложитесь: огонь

Подползет - опалит волосенки.

Уцелел - из двенадцати - конь,

Из семнадцати - три коровенки".

 

- "Нет и ваших дремучих лесов?

Век росли, а в неделю пропали!"

- "Соблазняли они мужиков,

Шутка! сколько у барина крали!"

 

Молча взял он ружье у меня,

Осмотрел, осторожно поставил.

Я сказал: "Беспощадней огня

Нет врага - ничего не оставил!"

 

- "Не скажи. Рассудила судьба,

Что нельзя же без древа-то в мире,

И оставила нам на гроба

Эти сосны..." (Их было четыре...)

 

 

 

3. У ТРОФИМА

 

 

Звезды осени мерцают

Тускло, месяц без лучей,

Кони бережно ступают,

Реки налило дождей.

 

Поскорей бы к самовару!

Нетерпением томим,

Жадно я курю сигару

И молчу. Молчит Трофим,

 

Он сказал мне: "Месяц в небе

Словно сайка на столе"-

Значит: думает о хлебе,

Я мечтаю о тепле.

 

Едем... едем... Тучи вьются

И бегут... Конца им нет!

Если разом все прольются -

Поминай, как звали свет!

 

Вот и наша деревенька!

Встрепенулся спутник мой:

"Есть тут валенки, надень-ка!"

- "Чаю! рому!.. Всё долой!.."

 

Вот погашена лучина,

Ночь, но оба мы не спим.

У меня своя причина,

Но чего не спит Трофим?

 

"Что ты охаешь, Степаныч?"

- "Страшно, барин! мочи нет.

Вспомнил то, чего бы на ночь

Вспоминать совсем не след!

 

И откуда черт приводит

Эти мысли? Бороню,

Управляющий подходит,

Низко голову клоню,

 

Поглядеть в глаза не смею,

Да и он-то не глядит -

Знай накладывает в шею.

Шея, веришь ли? трещит!

 

Только стану забываться,

Голос барина: "Трофим!

Недоимку!" Кувыркаться

Начинаю перед ним..."

 

- "Страшно, видно, воротиться

К недалекой старине?"

- "Так ли страшно, что мутится

Вся утробушка во мне!

 

И теперь уйдешь весь в пятки,

Как посредник налетит,

Да с Трофима взятки гладки:

Пошумит - и укатит!

 

И теперь в квашне солома

Перемешана с мукой,

Да зато покойно дома,

А бывало - волком вой!

 

Дети были малолетки,

Я дрожал и за детей,

Как цыплят из-под наседки

Вырвет - пикнуть не посмей!

 

Как томили! Как пороли!

Сыну сказывать начну -

Сын не верит. А давно ли?..

Дочку барином пугну -

 

Девка прыснет, захохочет:

"Шутишь, батька!" - "Погоди!

Если только бог захочет,

То ли будет впереди!""

 

- "Есть у вас в округе школы?"

- "Есть".- "Учите-ка детей!

Не беда, что люди голы,

Лишь бы были поумней.

 

Перестанет есть солому,

Трусу праздновать народ...

И твой внук отцу родному

Не поверит в свой черед".

 

(18 июля 1874)

 

 

 

117.

 

 

Скоро стану добычею тленья.

Тяжело умирать, хорошо умереть;

Ничьего не прошу сожаленья,

Да и некому будет жалеть.

 

Я дворянскому нашему роду

Блеска лирой своей не стяжал;

Я настолько же чуждым народу

Умираю, как жить начинал:.

 

Узы дружбы, союзов сердечных -

Всё порвалось: мне с детства судьба

Посылала врагов долговечных,

А друзей уносила борьба.

 

Песни вещие их не допеты,

Пали жертвою злобы, измен

В цвете лет; на меня их портреты

Укоризненно смотрят со стен.

 

(1874)

 

 

 

 

 

 

II

 

 

118. (В альбом О. С. Чернышевской)

 

 

Знаком с Вами будучи лично,

Я рад Вам всегда угождать.

Но в старости - вряд ли прилично

В альбомы писать.

 

Ах, младость! Ты - счастье, ты - радость,

С тобой и любовь и стихи!

А старость - ужасная гадость!

Хи-хи!..

 

(1857)

 

 

 

119.

 

 

Всевышней волею Зевеса

Вдруг пробудившись ото сна,

Как быстро по пути прогресса

Шагает русская страна:

 

В печати уж давно не странность

Слова "прогресс" и "либерал",

И слово дикое -"гуманность"

Уж повторяет генерал.

 

То мало: вышел из под пресса

Уж третий томик Щедрина...

Как быстро по пути прогресса

Шагает русская страна!

 

На грамотность не без искусства

Накинулся почтенный Даль -

И обнаружил много чувства,

И благородство, и мораль.

 

По благородству, не из видов

Статейку тиснул в пол-листа

Какой-то господин Давыдов

О пользе плети и кнута...

 

Убавленный процентик банка,

Весьма пониженный тариф,

Статейки господина Бланка -

Всё это были, а не миф.

 

(Конец 1857- начало 1858)

 

 

 

120. Н. Ф. Крузе

 

 

В печальной стороне, где родились мы с вами,

Где всё разумное придавлено тисками,

Где всё безмозглое отмечено звездами,

Где силен лишь обман,-

В стране бесправия, невежества и дичи -

Не часто говорить приходится нам спичи

В честь доблестных граждан.

 

Прими простой привет, боец неустрашимый!

Луч света трепетный, сомнительный, чуть зримый,

Внезапно вспыхнувший над родиной любимой,

Ты не дал погасить,- ты объявил войну

Слугам не родины, а царского семейства,

Науку мудрую придворного лакейства

Изведавшим одну.

 

Впервые чрез тебя до бедного народа

Дошли великие слова:

Наука, истина, отечество, свобода,

Гражданские права.

Вступила родина на новую дорогу.

Господь! ее храни и укрепляй.

Отдай нам труд, борьбу, тревогу,

Ей счастие отдай.

 

(1858)

 

 

 

121. (В альбом С.Н. Степанову)

 

 

Пишите, други! Начат путь!

Наполним быстро том альбомный,

Но вряд ли скажет кто-нибудь

Умней того, что прозой скромной

Так поэтически сказать

Сумела любящая мать!..

 

(17 ноября 1859)

 

 

 

122. (А. Е. Мартынову)

 

 

Со славою прошел ты полдороги,

Полпоприща ты доблестно свершил,

Мы молим одного: чтоб даровали боги

Тебе надолго крепость сил!..

Чтоб в старости, былое вспоминая,

Могли мы повторять смеясь:

"А помнишь ли, гурьба какая

На этот праздник собралась?

Тут не было ни почестей народных,

Ни громких хвал,- одним он дорог был:

Свободную семью людей свободных

Мартынов вкруг себя в тот день соединил!

И чем же, чем? Ни подкупа, ни лести

Тут и следа никто не мог бы отыскать!"

Мы знаем все: ты стоишь большей чести,

Но мы даем, что можем дать.

 

(1859)

 

 

 

123. Забракованные

 

 

Трагедия в трех действиях, с эпилогом, с национальными песнями и

плясками и великолепным бенгальским огнем

 

Действующие лица:

 

Григорий, дьячок села Пьянова, 52 лет.

Михайло Триумвиратов, сын его, 19 лет, кончивший курс

в губернской гимназии.

Калистрат, второй сын Григория, 7 лет.

Константин Харчин, 20 лет, сын уездного приказного.

Александр Сергеевич Тузов, сын помещика села Пьянова,

20 лет.

Никандр Иванович Кадыков, профессор.

Девушки 1-я, 2-я и 3-я.

Без речей: охотники, поселяне, собаки и лошади.

Действие происходит в окрестностях села Пьянова.

 

Действие первое

 

 

Театр, представляющий обширный луг, скошенное сено частию поставлено

в стоги, частию просушивается. Местами разбросаны разные принад-

лежности сенокоса: грабли, косы; стоит отпряженная телега. Невда-

леке видна река.

 

Сцена 1

 

 

Григорий и Калистратка.

 

<< Григорий >>

бросая грабли

 

Трапезовать прилично человеку,

Егда почует некоторый глад.

Дай закушу. А ты беги на реку

Да зачерпни водицы, Калистрат!

Или домой - чтоб нацедили квасу.

 

Калистратка, живой мальчик, в халате, босиком, убегает с жбаном.

 

Велик господь! Подрезали траву -

И рожь поджали ко второму Спасу,

Там молотьбой займемся к Покрову,

А там простор крещенскому морозу,

Там Пост Велик, а там опять весна,

Весна - пора свезения навозу

С двора на пашню. Чудно создана

Природа-мать! Я к "Таинствам Натуры"

Имел когда-то "Ключ", да затерял.

Там сказано...

 

Вздрагивает.

 

 

Сцена 2

 

 

Григорий и девушки 1-я, 2-я и 3-я.

 

Через сцену проходит несколько крестьянских девушек в чистых

белых рубашках и цветных платках, с песнею.

 

<< Григорий >>

 

Эк, как горланят дуры!

 

<< 1-я девушка >>

 

Бог на помочь.

 

<< Григорий >>

 

Спасибо бы сказал,

Да испугали.

 

<< 2-я девушка >>

 

очень красивая

 

Мы не ведьмы, дядя.

 

<< Григорий >>

 

Не ведьмы-то не ведьмы, вижу я.

 

<< 3-я девушка >>

 

Пойдем, чего остановилась, Надя?

Смерть жарко... в воду так и брошусь я...

 

<< Григорий >>

 

Да видишь, я задумался... Парила

Бессмертная ко господу душа,

Главу мою внезапно озарила

Мысль некая... Я думал не спеша

В нее войти - вдруг пенье...

 

<< 3-я девушка >>

 

Ну, прощайте.

 

<< Григорий >>

 

Да вы куда?

 

<< 2-я девушка >>

 

Купаться.

 

Девушки уходят с песней; слышны их голоса, смех и через несколько

минут плесканье в воде.

 

<< Григорий >>

 

С вами бог!

Играйте, смейтесь, песни распевайте...

Чу! бухаются в реку со всех ног!

Как тело-то с размаху молодое

Об воду ударяется... Эх-эх!

 

 

 

Сцена 3

 

 

Те же и Михайло Триумвиратов (в гимназическом старом

сюртуке, очень грустный)

 

<< Григорий >>

 

Ба! Миша! Ты откуда? Что такое?

Не выдержал?

 

<< Триумвиратов >>

 

Забраковали всех!

 

<< Григорий >>

 

в отчаянии, после минуты молчания

 

Не выдержал!.. Последние деньжонки

Я на него лет десять убивал,

Я покупал учебные книжонки,

Халаты шил и сапоги тачал!

Чтобы его в гимназию отправить,

Я продал жеребенка-сосуна,

Который мог со временем доставить

Мне денежки: резвее скакуна

Теперь на всем заводе у Тузова

Нет, говорят. Недавно вот на нем

Проехал барин: мещут огнь подковы!

А ты гляди да щелкай языком.

Лишив меня сокровища такого,

Ты нежностью сыновней не умел

Родителя утешить: из Тамбова,

Припомни, как ты пеший прилетел -

"Я не могу в гимназии остаться:

И там посекли"; я еще побил

И приказал обратно отправляться,

Да сам пешком туда же поспешил.

Насилу всё уладил, награжденье

Единое имея впереди,

Что в высшее ты вступишь заведенье

В столичном граде. Бог тебя суди!

Копя гроши в последнюю годину,

Я в путь тебя отправил наконец.

Но паки ты поверг меня в кручину -

Не выдержал экзамену, подлец!

 

<< Триумвиратов >>

 

Не я один. Вот тоже сын Тузова,

Сын нашего повытчика - Харчин

И многие.

 

<< Григорий >>

 

Не ты один? Ни слова!

Что выдумал еще - не он один!

Тузову всё простительно: богаты

Соседи наши; возвратился вспять -

И рад отец, и мать, и сестры рады,

И наши же поля начнет топтать

С отцовской стаей ветреный невежда.

Но ты, но ты... сын нищего дьячка,

Семьи своей единая надежда,

С тобой теперь разделка коротка!

 

Замахивается.

 

Что пялишься? Я выместить намерен

Отцовскую печаль свою

Немедленно... а завтра, будь уверен,

Я абие тебя побью!

 

<< Триумвиратов >>

 

Отец! отец! оставь угрозы,

Напрасно сына не брани.

Я плачу, видишь эти слезы -

Уже не первые они.

Ребенком ветреным, с косичкой,

Когда еще, и глуп и мал,

Я гнался за невинной птичкой

И с грядок репу воровал,-

Уже тогда твой взор суровый

За мной заботливо следил:

Ты бил дубинкою сосновой,

Лапшой березовой кормил!

А в бурсе... Там, от боли воя,

К сеченью приводим был вновь

По суткам на горохе стоя,

Простаивал колени в кровь.

Ох! памятна мне эта бурса -

Вовек не позабыть о ней,

Но гимназического курса

Воспоминания свежей.

Что сделать розгой или палкой

Возможно - сделано давно.

В душе я трус какой-то жалкой:

Мне честь, бесчестье - всё равно;

Что б предо мною ни творили -

Смотрю с безмыслием глупца:

Вот правого приговорили,

Вот оправдали подлеца,

Молчу - полнейшая безгласность!

Как будто нет во мне души!

Над всем господствует опасность

Хватить березовой лапши.

Ну, словом, розочной науки

Я всю исчерпал благодать.

Зачем же старческие руки

Тебе напрасно утруждать?

 

<< Григорий >>

 

А всё побью. Но изложи сначала

Причину - почему не принят?

 

<< Триумвиратов >>

 

Наступил

Век строгости какой-то небывалой...

Да вот Харчин: уж как прилежен был!

Он до того зазубривался часто,

Что отливали мы его водой.

И что ж? увы!... Ну, уж пускай бы нас-то:

Нет, и его... пешком пошел домой...

Бедняжка! как он трусил! как боялся!

Отец сердит и беден. Что-то с ним?

Я к Харчину душевно привязался:

Всегда задумчив, болен, нелюдим,

Боюсь, что он не выдержит печали.

 

<< Калистратка >>

за сценой

 

Вот батюшка... ах, братец!.. ты...

 

 

 

 

 

Действие второе

 

 

<< Триумвиратов >>

 

Харчин!

Откуда ты?

 

<< Калистратка >>

 

Да вот они искали:

Я встретил и привел...

 

Ласкается к брату.

 

<< Харчин >>

 

Один теперь, один

На целом свете! Батька рассердился

И выгнал!

 

<< Григорий >>

 

Благородный господин!

Кто ты такой? Откуда появился?

 

<< Харчин >>

 

Кто я? злосчастный Константин Харчин!

В последний раз узрев родную землю,

Готовлюсь к смерти я...

Да вот вам вся история мол,

Когда вы знать ее хотите.

 

<< Григорий >>

 

Внемлю.

 

<< Харчин >>

 

"Не спорю - дело честное

Карать и обличать,

Но нужно знанье местное -

Вот мне так грех не брать!

Как черствым хлебом давится

Голодная семья,

Так бескорыстьем славиться

Позор - вот мысль моя!"

Такие рассуждения

Отец мой развивал

И кожу без зазрения

С живых и мертвых драл.

Он за дельца удалого

В уезде нашем слыл,

Но был чинишка малого

И очень бедно жил.

"Эх! доля неоплатная,

Ты долюшка моя!" -

Певал он: необъятная

Гнела его семья.

По счастию, отличная

Жена, детей штук пять,

Да теща параличная,

Да взбалмошная мать,

Да брат с ногой оторванной

Под Данцигом, да дед,

Прожорливый, оборванный,

Ста двадцати трех лет!

Такая уж живучая

Порода их была.

В отце судьба могучая

Кормильца им дала.

И он свершал призвание -

Безропотно кормил

И даже их ворчание

И злость переносил!

Крутенько приходилося:

Случалось - хлеба нет,

Семья вся притаилася,

Разбунтовался дед!

"Всех накормлю, родимые!" -

Промолвит - и уйдет

И вдруг непостижимые

Пути изобретет:

Глядишь, деньга явилася!

Утих задорный дед,

Семья одушевилася...

Так жил он сорок лет;

Не изменял обычая,

Кормил и холил нас,

Лишь в год до безъязычия

Пьян напивался раз.

Тут только маску чинную

Снимал он наконец:

Прибьет жену невинную,

Облает нас отец!

Рассказ враля досадного

О Данциге прервет

И мучит деда жадного -

Обедать не дает.

 

Помощником родителя

Лет с девяти я был:

У каждого просителя

Особо я просил

И матушке грошовые

Доходы отдавал...

Да, смолоду суровые

Картины я видал!

К чему о них рассказывать?

Но должен я сказать,

Что темных дел показывать,

В них сына посвящать -

Ни малого желания

Родитель не питал.

"Тебе тут не компания -

Иди!" - он замечал,

Когда к нему стекалися

Сутяги и дельцы.

Но от меня старалися

Напрасно скрыть концы:

Во все их тайны грязные

Чутьем я проникал...

В проделки безобразные

Как сам я не попал,

Не сделался воришкою -

То знает только мать,

Почти еще мальчишкою

Я начал понимать

Всё, что в семье творилося...

Желанье ей помочь

В душе моей родилося -

Я начал день и ночь

Учиться, чтоб отправиться

Весною далеко...

"Разбогатеть, прославиться

Там, дитятко, легко!"-

С какой-то верой пламенной

Мне говорила мать,

Отец до Белокаменной

Решился провожать.

Пришла в смятенье чудное

Вся бедная семья,

И вдруг признанье трудное

Свершила мать моя:

"Возьмите вот, касатики,

Скопила два рубля!

Смотри из математики

Не получи нуля!"

Описывать не для чего,

Как мы без денег шли,

Способности подьячего

Отцу тут помогли:

В одном селе прикинулся

Лазутчиком - ему,

Чтоб только дальше двинулся,

Грошей собрали тьму.

У Иверской свидетелем

Он руку приложил,

Что кто-то благодетелем

Своим засечен был.

Была еще история,

Но вспоминать зачем?-

И со стыда и с горя я

Сгорел тогда совсем...

Один, в погоду скверную

В столицу я вступил

И горечь непомерную

В ней бедности испил...

Питаясь чуть не жестию,

Я часто ощущал

Такую индижестию,

Что умереть желал.

А тут ходьба далекая...

Я по ночам зубрил;

Каморка невысокая,

Я в ней курил, курил!

Лежали книги кучею

Одни передо мной,

Да дым носился тучею

Над тусклою свечой.

Способности усталые

Я утром освежал:

Без чаю с Охты Малыя

На Остров пробегал;

Как пеший-то по-конному

Верст восемь продерешь,

Так обаянью сонному

С трудом не подпадешь!

Тут голова беспутная

Начнет ходить кругом,

В ней безразличность мутная

И тупость и содом!

Для экстренной оказии

Уж съехались туда

Учителя гимназии...

... Запнулся - и беда!

Стоишь вороной жалкою,

А в голове стучит,

Как будто сзади скалкою

В затылок кто тузит!

В глазах снуют видения,

В ушах: лю-ли! лю-ли!

И нет тебе спасения -

Нули! Нули! Нули!..

За строгость не получите

Профессорский диплом,

Лишь бедняков отучите

За сотни верст пешком

Идти толпой голодною

На берега Невы

С надеждой благородною

К развитью головы...

Придешь домой - от сродников

Лежит уж письмецо:

"Моли, сынок, угодников,

Учись, забудь винцо!"

Эх! что вы, мои милые!

Какое тут питье!

Измаял больно силы я -

Вот горюшко мое!

Измаял - и решение

Свершилось: мой язык,

Мой ум пришел в смятение -

Увы! я стал в тупик!..

Что толковать с невеждою?

Учитель нуль всучил...

С угаснувшей надеждою

Я вдруг лишился сил.

Сказались мне бессонные

Четырнадцать ночей

И похожденья конные

На паре на своей!

Смутил аудиторию -

Осмелился упасть,

И в новою историю

Не преминул попасть.

Сочли меня за пьяного,

В горячке я кричал...

У сторожа Иванова

Очнулся: смерть я звал -

Конец бы одинаковый!

Но жив я до сих пор,

Лишь с шеи крест тумпаковый

Стащил какой-то вор.

 

Падает в изнеможении на копну сена и остается с за -

крытыми глазами и бледным лицом.

слышны звуки охотничьих рогов.

 

 

 

Действие третье

 

 

Сцена 1

 

 

Те же и молодой Тузов, быстро въезжает верхом, окруженный

собаками.

 

<< Тузов >>

 

Что?.. Нет и здесь? Проклятый зверь!

Как будто в землю провалился!

Эй, Трошка! Да куда ж он скрылся?

Где мне искать его теперь?

 

Появляются еще охотники и собаки.

 

Подлец! надул моих проворных хватов,

Надул собак. Уж я ж тебя, косой!

Доеду... А, камрад, Триумвиратов!

Здорово, брат! Поедем-ка со мной!

Что горевать? Великое несчастье -

Не приняли! Я даже рад, ей-ей!

Мгновенно я почувствовал пристрастье

К охоте псовой... Книги поскорей

Забросил... Целый день теперь ликую!

Здоров, как бык, и волен, как орел.

С собаками до сумерек гарцую.

А вечером вино, хороший стол

Да разговор про травлю, про угонки,

И мало ль что... я вас утешу вмиг:

Какие там чудесные девчонки

Купаются!.. Ну, отпусти, старик!

Сергей! Мирошка! кто-нибудь - слезайте.

Дай лошадь им...

 

<< Григорий >>

 

Когда угодно вам,

Ослушаться не смею. Поезжайте!

Что пятишься!

 

<< Триумвиратов >>

 

Не до охоты нам!

 

<< Григорий >>

 

Ученьем не хотел ты заниматься,

Так вот изволь за зайцами гоняться!

 

Вполголоса

 

А вечером напомни-ка ему:

Он обещал мне два куля мучицы.

 

<< Триумвиратов >>

шепотом

 

Нет, нет! избавь, родитель! Не возьму

Подобной роли...

 

 

 

Сцена 2

 

 

Толпа крестьянских девушек, возвращаясь с купанья, с песнями

переходит через сцену.

 

<< Тузов >>

 

Здравствуйте, девицы!

Куда спешите? спойте песню нам.

 

<< 1-я девушка >>

 

Изволь,- споем, а ты нам на орехи

Пожалуй, барин.

 

<< Тузов >>

 

Что хотите - дам!

 

<< 2-я девушка >>

 

Так мы попляшем для твоей потехи.

 

Дивертисмент. Девушки поют и пляшут, Тузов слезает с лошади и

пристраивается к одной из них, которая покрасивее. Та довольно

грубо отталкивает его локтем, так что он падает и остается на копне

сена, лицом к небу; девушки продолжают плясать.

 

<< Тузов >>

впав в чувствительное настроение

 

В виду сих туч, при легком ветерке

По небесам бегущих так беспечно,

И этих женщин, только что в реке

Омывшихся, довольных бесконечно,

Вдыхая сена чистый аромат

И слушая простые хороводы,

Я чувствую, что я остаться рад

Под крылышком у матери-природы

Всю жизнь мою. Благословляю час,

Когда в виду судей моих суровых

Произнести я принужден был: пасс!-

По милости причин каких-то новых...

Как я был глуп, когда воображал,

Что я проникнул в таинства науки!

Да и к чему? Вот счастья идеал!

А впрочем, я готовился без скуки,

С любовию; я не был ни ленив,

Ни слишком туп; отец платил исправно,

Учитель был умен, красноречив,

Уж множество он приготовил славно,-

Да вдруг...

 

В толпе девушек раздаются внезапные крики. Во время пляски,

достигнув до края реки, одна из них наступила на притаившегося

в кусту зайца, который кинулся со всех ног в бегство.

 

<< Девушки >>

 

Ай, ай, ай, ай, ай, ай!

 

<< Тузов >>

 

Что там такое?

 

<< Девушки >>

 

Заяц косоглазый!

 

<< Тузов >>

 

Так вот где он укрылся! Подавай

Мне лошадь поскорее, черномазый!

 

Всеобщее смятение: собаки при первом появлении бросились за зай-

цем (гончие с лаем), охотники кинулись к лошадям; один из них

<< второпях оставил недокуренную трубку у стога, где сидел; сено за- >>

<< горелось в минуту. Охватив стог, пламя побежало в то же время по >>

<< разбросанному сену и мгновенно передалось другим стогам.

 

<< Григорий >>

 

Пожар! пожар!

 

При великолепном бенгальском огне охотники уезжают, девки разбегаются.

 

<< Триумвиратов >>

 

Пожар! пожар! спасите!

Да что же ты не встаешь, Харчин? Сгоришь!

Ба! умер он! Родитель мой! взгляните!

Был человек, и вдруг погиб, как мышь,

Я думал - он уснул; а он с землей расстался...

 

<< Григорий >>

 

Что, умер он?! Никак ты помешался!

Да, точно умер... Господи прости!

Сгорело сено, человек скончался,

И сбился сын с пути!

 

Падает без чувств.

Последний стог сена, ближайший к ним, загорается.

 

<< Триумвиратов >>

 

Еще беда! Сгорят... Мутится разум!

Авось снесу их разом!

Двух разом...

 

Уносит.

Занавес опускается.

 

 

 

ЭПИЛОГ

 

 

Через год. >>

<< Театр представляет улицу села Пьянова.- Жаркий летний день. >>

<< Григорий стоит у своих ворот, мимо едет телега парой; подле >>

<< телеги идет г. Кадыков.

 

<< Кадыков >>

 

А, старый друг, Григорий! Бог привел

Увидеться еще. А я плетуся

Домой в побывку. Я тебя нашел

На этот раз постарей, признаюся.

О чем грустишь?

 

<< Григорий >>

 

Да сын меня крушит.

Уж целый год с помещиком-соседом

За зайцами гоняется, кутит -

Ну сделался формальным дармоедом!

Как прошлый год не приняли его -

Пошел, пошел... и нет конца мученью!

А - видит бог - сначала у него

Была большая страсть к ученью!

Да вишь, порядки новые у вас...

Они и хороши, не смею сомневаться.

Да только с ними вы как раз

Без слушателей можете остаться...

 

<< Кадыков >>

 

Аудитория далеко не полна,

То правда, брат Григорий;

Зато взглянул бы ты - какая тишина

И никаких историй!

 

Садится в телегу и уезжает.

 

(1859)

 

 

 

124. ФИНАНСОВЫЕ СООБРАЖЕНИЯ

 

 

<< Голос из провинции >>

 

Денег нет - перед деньгами.

Народная пословица

 

Между тем как в глуши

В преферанс на гроши

Мы палим, беззаботно ремизясь,

 

Из столиц каждый час

Весть доходит до нас

Про какой-то финансовый кризис.

 

Эх! вольно ж, господа,

Вам туда и сюда

Необдуманно деньги транжирить.

 

Надо жить поскромней,

Коли нет ни рублей,

Ни уменья доходы расширить.

 

А то роскошь у вас,

Говорят, завелась,

Непонятная даже рассудку.

 

Не играйте, молю,

В ералаш по рублю,

Это первое: вредно желудку.

 

Во-вторых, но - увы!..

Рассердились уж вы:

"Ты советовать нам начинаешь?"

 

Что ж? я буду молчать.

Но ведь так продолжать -

Так, пожалуй, своих не узнаешь!

 

Каждый графом живет:

Дай квартиру в пятьсот,

Дай камин и от Тура кушетку.

 

Одевает жену

Так, что только - ну, ну!

И публично содержит лоретку!

 

Сам же чуть не банкрут...

Что ж мудреного тут,

Если вы и совсем разоритесь?

 

Вам Прутков говорит:

"Мудрый в корень глядит",

Так смотрите на нас - и учитесь!

 

Ведь у нас в городах,

Ведь у нас в деревнях

Деньги были всегда не обильны.

 

А о кризисе дум

Не вспадало на ум -

Сохранял, сохраняет всесильный!

 

Целый год наш уезд

Всё готовое ест:

Натащат, навезут мужичонки.

 

На наряды жене

Да на выпивку мне

Только вот бы и нужны деньжонки.

 

Что ж? добуду кой-как...

А что беден бедняк,

Так ведь был не богаче и прежде.

 

Что поднимет мужик

Среди улицы крик,

Непростительный даже в невежде:

 

"Я-де сено привез

Да и отдал весь воз

За размен трехрублевой бумажки!

 

Лишь бы соли достать,

А то стал я хворать

И цинга появилась у Глашки",-

 

Так за эту бы речь

Мужичонку посечь

Да с такой бы еще прибауткой:

 

"Было что разменять,

А ты смел рассуждать -

Важный барин, с своею Глашуткой!"

 

Ну и дело с концом...

Больше, меньше рублем -

Велика ли потеря на лаже?

 

А для тех, у кого

Вовсе нет ничего,

Так совсем нечувствительно даже...

 

<1860>

 

 

 

125.

 

 

О гласность русская! ты быстро зашагала,

Как бы в восторженном каком-то забытье:

Живого Чацкина ты прежде защищала,

А ныне добралась до мертвого Кювье.

 

(1860)

 

 

 

126. ЧТО ПОДЕЛЫВАЕТ НАША ВНУТРЕННЯЯ ГЛАСНОСТЬ

 

Вместо предисловия

 

Друзья мои! Мы много жили,

Но мало думали о том:

В какое время мы живем,

Чему свидетелями были?

 

Припомним, что не без искусства

На грамотность ударил Даль -

И обнаружил много чувства,

И остроумье, и мораль;

Но отразил его Карнович,

И против грамоты один

Теперь остался Беллюстин!

 

Припомним: Михаил Петрович

Звал Костомарова на бой;

Но диспут вышел неудачен,-

И, огорчен, уныл и мрачен,

Молчит Погодин как немой!

 

Припомним, что один Громека

Заметно двинул нас вперед,

Что "Русский вестник", к чести века,

Уж издается пятый год...

Что в нем писали Булкин, Ржевский,

Матиль, Григорий Данилевский...

За публицистом публицист

В Москве являлся вдохновенный,

А мы пускали легкий свист,

Порой, быть может, дерзновенный...

 

И мнил: "Настала мне беда!"

Кривдой нажившийся мздоимец,

И спал спокойно не всегда,

Схвативши взятку, лихоимец.

И русский пить переставал

От Арзамаса до Украйны,

И Кокорев публиковал,

Что есть дела, где нужны тайны.

Ну что ж? Решить нам не дано,

Насколько двинулись мы точно...

Ах! верно знаем мы одно,

Что в мире всё непрочно,

Где нам толкаться суждено,

Где нам твердит memento mori

Своею смертью "Атеней"

И ужасает нас Ристори

Грозой разнузданных страстей!

 

(1860)

 

 

 

127. МЫСЛИ ЖУРНАЛИСТА

 

при чтении программы,

обещающей не щадить

литературных авторитетов

 

Что ты задумал, несчастный?

Что ты дерзнул обещать?..

Помысел самый опасный -

Авторитеты карать!

 

В доброе старое время,

Время эклог и баллад,

Пишущей братии племя

Было скромнее стократ.

 

С неостывающим жаром

С детства до старости лет

На альманачника даром

Пишет, бывало, поэт;

 

Скромен как майская роза,

Он не гнался за грошом.

Самая лучшая проза

Тоже была нипочем.

 

Руки дыханием грея,

Труженик пел соловьем,

А журналист, богатея,

Строил - то дачу, то дом.

 

Нынче - ужасное время,

Нет и в поэтах души!

Пишущей братии племя

Стало сбирать барыши.

 

Всякий живет сибаритом...

Майков, Полонский и Фет -

Подступу к этим пиитам,

Что называется, нет!

 

Дорог ужасно Тургенев -

Публики первый герой -

Эта Елена, Берсенев,

Этот Инсаров... ой-ой!

 

Выгрузишь разом карманы

И поправляйся потом!

На Гончарова романы

Можно бы выстроить дом.

 

Даже ученый историк

Деньги лопатой гребет:

Корень учения горек,

Так подавай ему плод!

 

Русский обычай издревле

"Брать - так уж брать" говорит...

Вот Молинари дешевле,

Но чересчур плодовит!

 

Мало что денег: почету

Требовать стали теперь;

Если поправишь работу,

Рассвирепеет, как зверь!

 

"Я журналисту полезен -

Так сознаваться не смей!"

Будь осторожен, любезен,

Льсти, унижайся, немей.

 

Я ли,- о боже мой, боже!-

Им угождать не устал?

А как повел себя строже,

Так совершено пропал:

 

Гордость их так нестерпима,

Что ни строки не дают

И, как татары из Крыма,

Вон из журнала бегут...

 

(1860)

 

 

 

128. РАЗГОВОР В ЖУРНАЛЬНОЙ КОНТОРЕ

 

 

"Одна-то книжка - за две книжки?"

(Кричит подписчик сгоряча)

 

<< Приказчик >>

 

То были плоские коврижки,

А эта - толще кирпича!

В ней есть "Гармония в природе"

И битва с Утиным в "Смеси"

Читайте, сударь, на свободе!

 

<< Подписчик >>

принимая книгу

 

Merci, почтеннейший, merci!

 

Уходит.

 

Так древле тощий "Москвитянин"

По полугоду пропадал,

И вдруг, огромен, пухл и странен,

Как бомба, с неба упадал.

Подписчик в радости великой

Бросался с жадностью на том

Плохих стихов и прозы дикой,

И сердце ликовало в нем,

Он говорил: "Так ты не умер?

Как долго был ты нездоров!"

И принимал нежданный нумер

Охотно за пять нумеров.

 

Примеч. конторщика.

(Между 6 и 21 января 1861)

 

 

 

129. ГИМН "ВРЕМЕНИ"

 

Новому журналу, издаваемому М. Достоевским

 

Меж тем как Гарибальди дремлет,

Колеблется пекинский трон,

Гаэта реву пушек внемлет,

Дает права Наполеон,-

В стране затронутых вопросов,

Не перешедших в сферу дел,

Короче: там, где Ломоносов

Когда-то лирою гремел,

Явленье нового журнала

Внезапно потрясло умы:

В ней слышны громы Ювенала,

В нем не заметно духа тьмы.

Отважен тон его суровый,

Его программа широка...

 

Привет тебе, товарищ новый!

Явил ты мудрость старика.

Неси своей задачи бремя

Не уставая и любя!

Чтобы ни "Век", ни "Наше время"

Не покраснели за тебя;

Чтобы не сел тебе на плечи

Редактор-дама "Русской речи",

Чтоб фельетон "Ведомостей"

Не похвалил твоих статей!

Как пароксизмы лихорадки,

Терпи журнальные нападки

И Воскобойникова лай

Без раздражения внимай!

 

Блюди разумно дух журнала,

Бумагу строго береги:

Страшись "Суэцкого канала"

И "Зундской пошлины" беги!

С девонской, с силурийской почвы

Ученой дани не бери;

Кричи таким твореньям: "Прочь вы!"

Творцам их: "Черт вас побери!"

А то как "О сухих туманах"

Статейку тиснешь невзначай,

Внезапно засвистит в карманах...

Беда! Ложись - и умирай!

Будь резким, но не будь бранчливым,

За личной местью не гонись.

Не называй "Свистка" трусливым

И сам безмерно не гордись!

Припомни ямбы Хомякова,

Что гордость - грешная черта,

Припомни афоризм Пруткова,

Что всё на свете - суета!

Мы здесь живем не вечны годы,

Здесь каждый шаг неверен наш,

Погибнут царства и народы,

Падет Штенбоковский пассаж,

Со срамом Пинто удалится

И лекций больше не прочтет,

Со треском небо развалится

И "Время" на косу падет!

 

(Между 8 и 21 января 1861)

 

 

 

130.

 

 

Приятно встретиться в столице шумной с другом

Зимой,

Но друга увидать, идущего за плугом

В деревне в летний зной,-

Стократ приятнее.

 

(1861)

 

 

 

131. ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО "СВИСТКА" К ЧИТАТЕЛЯМ

 

 

В те дни, когда в литературе

Порядки новые пошли,

Когда с вопросом о цензуре

Начальство село на мели,

Когда намеком да украдкой

Касаться дела мудрено;

Когда серьезною загадкой

Всё занято, поглощено,

Испугано,- а в журналистах

Последний помрачает ум

Какой-то спор о нигилистах,

Глупейший и бесплодный шум;

Когда при помощи Пановских

Догадливый антрепренер

И вождь "Ведомостей московских",

Почуяв время и простор,

Катков, прославленный вития,

Один с Москвою речь ведет,

Что предпринять должна Россия,

И гимн безмолвию поет;

Когда в затмении рассудка

Юркевич лист бумаги мял

И о намереньях желудка

Публично лекции читал;

Когда наклонностей военных

Дух прививается ко всем,

Когда мы видим избиенных

Посредников; когда совсем

Нейдут Краевского изданья

И над Громекиной главой

Летает бомба отрицанья,

Как повествует сей герой;

Когда сыны обширной Руси

Вкусили волю наяву

И всплакал Фет, что топчут гуси

В его владениях траву;

Когда ругнул Иван Аксаков

Всех, кто в Европу укатил,

И, негодуя против фраков

Самих попов не пощадил;

Когда, покончив подвиг трудный,

Внезапно Павлов замолчал,

А Амплий Очкин кунштик чудный

С газетой "Очерки" удрал;

Когда, подкошена как колос,

Она исчезла навсегда;

В те дни, когда явился "Голос"

И прекратилась "Ерунда",-

Тогда в невинности сердечной

Любимый некогда поэт,

Своей походкою беспечной

"Свисток" опять вступает в свет...

Как изменилось всё, создатель!

Как редок лиц любимых ряд!

Скажи: доволен ты, читатель?

Знакомцу старому ты рад?

Или изгладила "Заноза"

Всё, чем "Свисток" тебя пленял,

И как увянувшая роза

Он для тебя ненужен стал?

Меняет время человека:

Быть может, пасмурный Катков,

Быть может, пламенный Громека

Теперь милей тебе свистков?

Возненавидев нигилистов,

Конечно, полюбить ты мог

Сих благородных публицистов

Возвышенный и смелый слог,-

Когда такое вероломство

Ты учинил - я не ропщу,

Но ради старого знакомства

Всё ж говорить с тобой хочу.

"Узнай, по крайней мере, звуки,

Бывало милые тебе,

И думай, что во дни разлуки

В моей изменчивой судьбе"

Ты был моей мечтой любимой,

И если слышал ты порой

Хоть легкий свист, то знай: незримый

Тогда витал я над тобой!...

 

---

 

"Свисток" пред публику выходит.

Высокомерья не любя,

Он робко взор кругом обводит

И никого вокруг себя

Себя смиренней не находит!

Да, изменились времена!

Друг человечества бледнеет,

Вражда повсюду семена

Неистовства и злобы сеет.

Газеты чуждые шумят...

(О вы, исчадье вольной прессы!..)

Черт их поймет, чего хотят,

Чего волнуются, как бесы!

Средь напряженной тишины

Катков гремит с азартом, с чувством,

Он жаждет славы и войны

И вовсе пренебрег искусством.

Оно унижено враждой,

В пренебрежении науки,

На брата брат подъемлет руки,

И лезет мост на мост горой,-

Ужасный вид!.. В сей час тяжелый

Являясь в публику, "Свисток"

Желает мирной и веселой

Развязки бедствий и тревог;

Чтобы в сумятице великой

Напрасно не томился ум...

 

И сбудется... Умолкнет шум

Вражды отчаянной и дикой.

Недружелюбный разговор

Покончит публицист московский,

И вновь начнут свой прежний спор

Гиероглифов и Стелловский;

Мир принесет искусствам дань,

Престанут радоваться бесы,

Уймется внутренняя брань,

И смолкнет шум заморской прессы,

Да, да! Скорее умолкай,-

Не достигай пределов невских

И гимны братьев Достоевских

Самим себе не заглушай!

 

(1863)

 

 

 

132. ЖУРНАЛИСТ-РУКОВОДИТЕЛЬ

 

 

Ну... небесам благодаренье!

Свершен великий, трудный шаг!

Теперь общественное мненье

Сожму я крепко в мой кулак,

За мной пойдут, со мной сольются...

Ни слова о врагах моих!

Ни слова! Сами попадутся!

Ретивость их - погубит их!

 

(Ноябрь-декабрь 1865)

 

 

 

133. ЖУРНАЛИСТ-РУТИНЕР

 

 

Созрела мысль, проект составлен,

И вот он вышел,- я погиб!

Я разорен, я обесславлен!

Дух века и меня подшиб!

 

Условья прессы подцензурной

Поняв практическим умом,

Плохой товар литературный

Умел я продавать лицом;

Провидя смелые затеи,

Читатель упивался всласть,

И дерзновенные идеи

Во мне подозревала власть.

Как я умел казаться новым,

Являясь тот же каждый день,

Твердя с унынием суровым

Одну и ту же дребедень!

Как я почтенных либералов,

Моих подписчиков пленял,

Каких высоких идеалов

Я перспективы им казал!

Я, впрочем, говорил не много,

Я только говорил: "Друзья!

Всегда останусь верен строго..."

Чему? Тут точки ставил я...

О точки! тонкие намеки!

О недомолвки и тире!

Умней казались с вами строки!

Как не жалеть о той поре?..

 

Прилично сдержан, строго важен,

Как бы невольно молчалив,

Я был бездействуя отважен,

Безмолвствуя - красноречив!

Являлся я живой картиной -

Гляди, любуйся, изучай!

Реке, запруженной плотиной,

Готовой хлынуть через край,

Готовой бешеным потоком

Сорвать мосты, разбить суда,

В моем бездействии жестоком

Я был подобен, господа!

 

Теперь - как быть?.. "Толковой строчки

В твоем изданьи,- скажут,- нет!"

В ответ бы им поставить точки,

Но точки - будут ли ответ?

Заговорят: "Давай идею!"

Но что ж могу ответить им?

Одну идею я имею,

Что все идеи эти - дым!

Что в свете деньги только важны,

Что надо их копить, копить...

Что те лишь люди не продажны,

Которых некому купить!

Созрела мысль, проект составлен,

И вот он вышел,- я погиб!

Я разорен, я обесславлен...

Дух века и меня подшиб!

Еще не может быть исчислен

Убыток, но грозит беда,

Я больше не глубокомыслен,

Не радикал я, господа!

Не корифей литературы,

Теперь я жалкий паразит,

С уничтожением цензуры

Мгновенно рухнет мой кредит.

 

(Ноябрь-декабрь 1865)

 

 

 

134.

 

 

Предмет любопытный для взора:

Огромный кусок лабрадора,

На нем богатырь - великан

В славянской кольчуге и в шлеме,

Потомок могучих славян,-

Но дело не в шлеме, а в теме:

Назначен сей муж представлять

Отчизны судьбы вековые

И знамя во длани держать

С девизом "единство России!".

Под ним дорогой пьедестал,

На нем: земледелья родного

Орудья, и тут же газета, журнал -

Изданья Михайлы Каткова.

На книгах - идей океан -

Чернильница; надпись: "Каткову

Подарок московских дворян",

И точка! Мудрейшему слову

Блистать на пере суждено,-

Так имя Каткову дано:

"Макающий в разум перо"- имя это

У древнего взято поэта...

 

(1865)

 

 

 

135. ЛЕГЕНДА О НЕКОЕМ ПОКАЯВШЕМСЯ СТАРЦЕ,

 

или седина в бороду, а бес в ребро

 

 

Посвящается редакции "Куриного эха"

 

Жил да был себе издатель

И журналов и газет.

Помогал ему создатель

Много, много лет.

 

Дарованьем и трудами

(Не своими, а других)

Слыл он меж откупщиками

Из передовых.

 

Сам с осанкой благородной,

В собственном большом дому

Собирал он ежегодно

С нищих денег тьму.

 

Злу он просто был грозою,

Прославлял одно добро...

Вдруг толкнися с сединою

Бес ему в ребро.

 

И, как Лермонтова Демон,

Старцу шепчет день и ночь...

(Кто-то видел, вкрался чем он,

Ну, его не гонят прочь!)

 

<< Бес >>

 

Ты мудрец, и сед твой волос,-

Не к лицу тебе мечты,-

Ты запой на новый голос...

 

<< Старец >>

 

Но скажи, кто ты?

 

<< Бес >>

 

Я журналов покровитель.

Без меня вы - прожились,

Вы без денег убедите ль?

 

<< Старец >>

в сторону

 

Дух гордыни, провались!

 

Громко

 

Гм! Не Лермонтова Демон,

Вижу, ты! Покойник был

(Хоть помянут будь не тем он)

Юношеский пыл.

Он-то мне Ледрю-Ролена

Некогда всучил...

 

<< Бес >>

в сторону

 

То-то не было полена -

Я бы проучил!

 

<< Старец >>

продолжая

 

Но теперь с Ледрю-Роленом

Баста! вышел весь!

Твой я, Демон, новым пленом

Я горжуся днесь!

 

Рек - и заключил издатель:

"Се настал прогресс:

И отступится создатель,

Так поможет бес!"

 

(1865)

 

 

 

136. В. И. АСТАШЕВУ

 

 

Посылаю поклон Веньямину.

На письмо твое должен сказать:

Не за картами гну теперь спину,

Как изволите вы полагать.

Отказавшись от милой цензуры,

Погубил я досуги свои,-

Сам читаю теперь корректуры

И мараю чужие статьи!

Побежал бы, как школьник из класса,

Я к тебе, позабывши журнал,

Но не знаю свободного часа

С той поры, как свободу узнал!..

 

Пусть цензуру мы сильно ругали,

Но при ней мы спокойно так спали,

На охоте бывать успевали

И немало в картишки играли!..

А теперь не такая пора:

Одолела пииту забота,

Позабыл я, что значит игра,

Позабыл я, что значит охота!-

Потому что Валуев сердит;

Потому что закон о печати

Запрещеньем журналу грозит,

Если слово обронишь некстати!

 

Впрочем, в пятницу буду я рад

До Любани с тобой прокатиться:

Глухари уж поют, говорят,

Да и вальдшнепу поволочиться,

Полагаю, приходит черед...

Сговоримся,- и завтра в поход!

 

Так и чудится: вальдшнеп уж тянет,

Величаво крылом шевеля,

А известно - как вальдшнеп потянет,

Так потянет и нас в лес, в поля!..

 

(7 апреля 1866)

 

 

 

137. ОСИПУ ИВАНОВИЧУ КОМИССАРОВУ

 

 

Не громка моя лира, в ней нет

Величавых, торжественных песен,

Но придет, народится поэт,

Вдохновеньем могуч и чудесен,

 

Он великую песню споет,

И героями песни той чудной

Будут: царь, что стезей многотрудной

Царство русское к счастью ведет;

 

Царь, покончивший рабские стоны,

вековую бесправность людей

И свободных сынов миллионы

Даровавший отчизне своей;

 

И крестьянин, кого возрастил

В недрах Руси народ православный,

Чтоб в себе - весь народ он явил

Охранителем жизни державной!

 

Сын народа! тебя я пою!

Будешь славен ты много и много...

Ты велик - как орудие бога,

Направлявшего руку твою!

 

(9 апреля 1866)

 

 

 

138.

 

 

Чего же вы хотели б от меня,

Венчающие славой и позором

Меня. Я слабый человек,

Сын времени, скупого на героя.

Я сам себя героем не считаю.

По-моему, геройство - шутовство.

 

(1866)

 

 

 

139.

 

 

Весь пыткой нравственной измятый,

Уже опять с своим пером,

Как землекоп с своей лопатой

Перед мучительным трудом,-

Он снова Музу призывает.

 

(1866(?))

 

 

 

140.

 

 

Белый день был недолог,

Вечера длинней.

Крики перепелок

Реже и грустней.

Осень невидимкой

На землю сошла,

Сизо-серой дымкой

Небо облекла.

Солнце с утра канет

В тучи, как в нору.

Если и проглянет,

Смотришь: не к добру!

Словно как стыдливым

Золотым лучом

Пробежит по нивам,

Глядь: перед дождем!

Побежал проворно

Оживленный ключ

И ворчит задорно:

"Как-де я могуч!"

Весь день ветер дует,

По ночам дожди;

Пес работу чует:

Дупельшнепов жди.

 

(Между 1856 и 1866(?))

 

 

 

141. ЭПИТАФИЯ

 

 

Зимой играл в картишки

В уездном городишке,

А летом жил на воле,

Травил зайчишек груды

И умер пьяный в поле

От водки и простуды.

 

(1867(?))

 

 

 

142. ПРИТЧА

 

 

Прислушайте, братцы! Жил царь в старину,

Он царствовал бодро и смело.

Любя бескорыстно народ и страну,

Задумал он славное дело:

 

Он вместе с престолом наследовал храм,

Где царства святыни хранились;

Но храм был и тесен и ветх; по углам

Летучие мыши гнездились;

 

Сквозь треснувший пол прорастала полынь,

В нем многое сгнило, упало,

И места для многих народных святынь

Давно уже в нем не хватало...

 

И новый создать ему хочется храм,

Достойный народа и века,

Где б честь воздавалась и мудрым богам

И славным делам человека.

 

И сделался царь молчалив, нелюдим,

Надолго отрекся от света

И начал над планом великим своим

Работать в тиши кабинета.

 

И бог помогал ему - план поражал

Изяществом, стройной красою,

И царь приближенным его показал

И был возвеличен хвалою.

 

То правда, ввернули в хвалебную речь

Сидевшие тут староверы,

Что можно бы старого часть уберечь,

Что слишком широки размеры,

 

Но царь изменить не хотел ничего:

"За всё я один отвечаю!.."

И только что слухи о плане его

Прошли по обширному краю,

 

На каждую отрасль обширных работ

Нашлися способные люди

И двинулись дружной семьею в поход

С запасом рабочих орудий.

 

Давно они были согласны вполне

С царем, устроителем края,

Что новый палладиум нужен стране,

Что старый - руина гнилая.

 

И шли они с гордо поднятым челом,

Исполнены честного жара;

Их мускулы были развиты трудом

И лица черны от загара.

 

И вера сияла в очах их; горя

Ко славе отчизны любовью,

Они вдохновенному плану царя

Готовились жертвовать кровью!

 

Рабочие люди в столицу пришли,

Котомки свои развязали,

Иные у старого храма легли,

Иные присели - и ждали...

 

Но вот уже полдень - а их не зовут!

Безропотно ждут они снова,

Царь мимо проехал, вельможи идут -

А всё им ни слова, ни слова!

 

И вот уже скучно им праздно сидеть,

Привыкшим трудиться до поту,

И день уже начал приметно темнеть,-

Их всё не зовут на работу!

 

Увы! не дождутся они ничего!

Пришельцы царю полюбились,

Но их испугались вельможи его

И в ноги царю повалились:

 

"О царь! ты прославишься в поздних веках!

За что же ты нас обижаешь?

Давно уже преданность в наших сердцах

К особе своей ты читаешь.

 

А это пришельцы... Суровость их лиц

Пророчит недоброе что-то,

Их надо подальше держать от столиц,

У них на уме не работа!

 

Когда ты на площади ехал вчера

И мы за тобой поспешали,

Тебе они громко кричали: ура!

На нас же сурово взирали.

 

На площади Мира сегодня в ночи

Они совещалися шумно...

Строение храма ты нам поручи,

А им доверять - неразумно!.."

 

Волнуют царя и боязнь и печаль,

Он слушает с видом суровым:

И старых, испытанных слуг ему жаль,

И вера колеблется к новым...

 

И вышел указ... И за дело тогда

Взялись празднолюбцы и воры...

А люди, сгоравшие жаждой труда

И рвеньем, сдвигающим горы,

 

Связали пожитки свои - и пошли

Стыдом неудачи палимы,

И скорбь вавилонскую в сердце несли,

Ни с чем уходя, пилигримы,

 

И целая треть не вернулась домой:

Иные - в пути умирали,

Иные бродили по царству с сумой

И смуты в умах поселяли,

 

Иные скитались по чуждым странам,

Иные в столице остались

И зорко следили, как строился храм,-

И втайне царю удивлялись.

 

Строители храма не плану царя,

А собственным целям служили,

Они пожалели того алтаря,

Где жертвы богам приносили,

 

И многое, втайне ликуя, спасли,

Задавшись задачею трудной,

Они благотворную мысль низвели

До уровня ветоши скудной.

 

В основе труда подневольного их

Лежала рутина - не гений...

Зато было много эффектов пустых

И бьющих в глаза украшений...

 

Сплотившись в надменный и дружный кружок

Лишь тех отличая вниманьем,

Кто их заслонить перед троном не мог

Энергией, разумом, знаньем,

 

Они не внимали советам благим

Людей, понимающих дело,

Советы обидой казалися им.

Царю говорят они смело:

 

О царь, воспрети ты пустым крикунам

Язвить нас насмешливым словом!

Зане невозможно судить по частям

О целом, еще не готовом!.."

 

Указ роковой написали, прочли,

И царь утвердил его тут же,

Забыв поговорку своей же земли,

Что "ум хорошо, а два лучше!".

 

Но смело нарушил жестокий Закон

Один гражданин именитый.

Служил бескорыстно отечеству он

И был уже старец маститый.

 

Измлада он жизни умел не жалеть,

Не знал за собой укоризны

И детям внушал, что честней умереть,

Чем видеть бесславье отчизны;

 

По мужеству воин, по жизни монах

И сеятель правды суровой,

О "новом вине и о старых мехах"

Напомнив библейское слово,

 

Он истину резко раскрыл пред царем,

Но слуги царя не дремали,

Успев овладеть уже царским умом,

Улик они много собрали:

 

Отчизны врагом оказался старик -

Чужда ему преданность, вера!

И царь, пораженный избытком улик,

Казнил старика для примера!

 

И паника страха прошла по стране,

Всё головы долу склонило,

И строилось зданье в немой тишине,

Как будто копалась могила...

 

Леса убирают - убрали... и вот

"Готово!"- царю возвещают,

И царь по обширному храму идет,

Вельможи его провожают...

 

Но то ли пред ним, что когда-то в мечте

Очам его царским являлось

В такой поражающей ум красоте?

Что неба достойным казалось?

 

Над чем, напрягая взыскательный ум,

Он плакал, ликуя душою?

Нет! Это не плод его царственных дум!..

Царь грустно поник головою.

 

Ни в целом, ни в малой отдельной черте,

Увы! он не встретил отрады!

Но всё ж в несказанной своей доброте

Строителям роздал награды.

 

И тотчас им разойтись приказал,

А сам, перед капищем сидя,

О плане великом своем тосковал,

Его воплощенья не видя...

 

(20 июля 1869)

 

 

 

143.

 

 

Сыны "народного бича",

С тех пор как мы себя сознали,

Жизнь как изгнанники влача,

По свету долго мы блуждали;

Не раз горючею слезой

И потом оросив дорогу,

На рубеже земли родной

Мы робко становили ногу;

Уж виден был домашний кров,

Мы сладкий отдых предвкушали,

Но снова нас грехи отцов

От милых мест нещадно гнали,

И зарыдав, мы дале шли

В пыли, в крови; скитались годы

И дань посильную несли

С надеждой на алтарь свободы.

И вот настал желанный час,

Свободу громко возвестивший,

И показалось нам, что с нас

Проклятье снял народ оживший;

И мы на родину пришли,

Где был весь род наш ненавидим,

Но там всё то же мы нашли -

Как прежде, мрак и голод видим.

Смутясь, потупили мы взор -

"Нет! час не пробил примиренья!"

И снова бродим мы с тех пор

Без родины и без прощенья!..

 

(1870)

 

 

 

144. КУЗНЕЦ

 

 

Памяти Н. А. Милютина

 

Чуть колыхнулось болото стоячее,

Ты ни минуты не спал.

Лишь не остыло б железо горячее,

Ты без оглядки ковал.

 

В чем погрешу и чего не доделаю,

Думал,- исправят потом.

Грубо ковал ты, но руку умелую

Видно доныне во всем.

 

С кем ты делился душевною повестью,

Тот тебя знает один.

Спи безмятежно, с покойною совестью,

Честный кузнец-гражданин!

 

Вел ты недаром борьбу многолетнюю

За угнетенный народ:

Слышал ты рабскою песню последнюю,

Видел свободы восход.

 

(Февраль 1872)

 

 

 

145.

 

 

Внизу серебряник Чекалин

Свои изделья продает,

А наверху Земфира Пален,

Как милый розанчик, цветет.

 

(Апрель 1872)

 

 

 

146. Н. П. АЛЕКСАНДРОВОЙ

 

 

В твоем сердце, в минуты свободные,

Что в нем скрыто, хотел я прочесть.

Несомненно черты благородные

Русских женщин в душе твоей есть.

 

Юной прелестью ты так богата,

Чувства долга так много в тебе,

Что спокойно любимого брата

Я его представляю судьбе.

 

(Сентябрь 1872)

 

 

 

147. Е. О. ЛИХАЧЕВОЙ

 

 

Уезжая в страну равноправную,

Где живут без чиновной амбиции

И почти без надзора полиции,-

Там найдете природу вы славную.

 

Там подругу вы по сердцу встретите

И, как время пройдет, не заметите.

 

А поживши там время недолгое,

Вы вернетесь в отчизну прекрасную,

Где имеют правительство строгое

И природу несчастную.

 

Там Швейцарию, верно, вспомяните

И, как солнышко ярко засветится,

Собираться опять туда станете.

Дай бог всем нам там весело встретиться.

 

Пусть не кажется в этих стихах

Слабоумие вам удивительно,

Так как при здешних водах

Напряженье ума непользительно.

 

(Середина июня 1873)

 

 

 

148.

 

 

Хотите знать, что я читал? Есть ода

У Пушкина, названье ей: Свобода.

Я рылся раз в заброшенном шкафу...

 

<1874>

 

 

 

149. П. А. ЕФРЕМОВУ

 

 

Взглянув чрез много, много лет

На неудачный сей портрет,

Скажи: изрядный был поэт,

Не хуже Фета и Щербины,

И вспомни времена "Складчины".

 

(18 марта 1874)

 

 

 

150. НА ПОКОСЕ

 

Из "Записной книжки"

 

Сын с отцом косили поле,

Дед траву сушил.

"Десять лет, как вы на воле,

Что же, братцы, хорошо ли?"-

Я у них спросил.

 

"Заживили поясницы",-

Отвечал отец.

"Кабы больше нам землицы,-

Молвил молодец,-

 

За царя бы я прилежно

Господа молил".

-"Неуежно, да улежно",-

Дедушка решил...

 

(5 августа 1874)

 

← НЕКРАСОВ Н.А СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ - I (часть 2)   НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ НЕКРАСОВ - о детстве поэта →

Еще по данной теме::
 

Добавить комментарий

ПРАВИЛА КОММЕНТИРОВАНИЯ:
» Все предложения начинать с заглавной буквы;
» Нормальным русским языком, без сленгов и других выражений;
» Не менее 30 символов без учета смайликов.