БУРАН  - из повести «Капитанская дочка» А. С. Пушкин

Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересечённые холмами и оврагами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или, точнее, по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и, наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: -

Барин, не прикажешь ли воротиться?

- Это зачем?

- Время ненадёжно: ветер слегка подымается; - вишь, как он сметает порошу .

- Что ж за беда!

- А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.)

- Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.

- А вон-вон: это облачко.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдалённый холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.

Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно с мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силён; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.

• Буран - метель в степи.
• Герой повести, молодой дворянин Гринёв, едет из имения отца на военную службу, к месту назначения, в далёкий Оренбург. Семнадцатилетнего барина сопровождает его верный крепостной слуга Савельич. Весь путь они должны были проехать в кибитке, крытой повозке. Рассказ ведётся от лица Гринёва.
• Пороша - здесь: мелкий снег в виде крупы.

Ямщик поскакал; но всё поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошёл мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение тёмное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. «Ну, барин, - закричал ямщик,- беда: буран!..»

Я выглянул из кибитки: всё было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевлённым; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали.

«Что же ты не едешь?» - спросил я ямщика с нетерпением.- «Да что ехать? - отвечал он, слезая с облучка I: - невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». - Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: «И охота было не слушаться, - говорил он сердито, - воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» - Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели... Вдруг увидел я что-то чёрное. «Эй, ямщик!-закричал я,- смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, - сказал он, садясь на своё место; - воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек».

Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком. «Гей, добрый человек! - закричал ему ямщик. - Скажи, не знаешь ли, где дорога?»

• Облучок - то же, что и козлы; передок экипажа, на котором сидит кучер, ямщик.
• Невесть - неизвестно.
• Добро бы - хорошо бы.
• Жило (устарелое слово) - жильё.
• Дорожный - здесь: человек, встретившийся в пути, по дороге. В дальнейшем Гринёв узнаёт, что этот дорожный был Емельян Пугачёв.
• Небось - ведь.

- Дорога-то здесь; я стою на твёрдой полосе, - отвечал дорожный ,- да что толку?

- Послушай, мужичок, - сказал я ему, - знаешь ли ты эту сторону? Возьмёшься ли ты довести меня до ночлега?

- Сторона мне знакомая, - отвечал дорожный, - слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперёк. Да, вишь, какая погода: как раз собьёшься с дороги. Лучше,здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдём дорогу по звёздам.

Его хладнокровие ободрило меня. Я уже решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: -Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо, да поезжай». -«А почему ехать мне вправо? - спросил ямщик с неудовольствием. - Где ты видишь дорогу? Небось : лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой», Ямщик казался мне прав. «В самом деле, - сказал я: - почему думаешь ты, что жило недалече?» - «А потому, что ветер оттоле потянул, - отвечал дорожный, - и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко».

Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.