Произведения для письменного изложения

Воробей (Иван Тургенев)

Я возвращался с охоты и шёл по аллее сада. Собака бежала впереди меня.

Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.

Я глянул вдоль аллеи и увидал молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки.

Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой её мордой - и весь взъерошенный, искажённый, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.

Он ринулся спасать, он заслонил собою своё детище… но всё его маленькое тельце трепетало от ужаса, голос одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!

Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И всё-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке… Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.

Мой Трезор остановился, попятился… Видно, и он признал эту силу.

Я поспешил отозвать смущённого пса - и удалился, благоговея.

Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным её порывом.

Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.

Апрель, 1879

Ловля птиц По М.Горькому

«Нужда все больше давала себя знать, и Алеша решил за­няться новым ремеслом - ловлей птиц. Купил сеть, крут, за­падни, наделал клеток.

И вот на рассвете Алеша сидит в овраге, в кустах, а ба­бушка с корзиной и мешком ходит по лесу, собирая после­дние грибы, калину, орехи. Птицы смешат Алешу своими хитростями: лазоревая синица внимательно и подробно ос­мотрела западню, поняла, чем она грозит ей, и, зайдя сбоку, безопасно, ловко таскает семя сквозь палочки западни. Важ­ные снегири глуповаты: они идут в сеть целой стаей. Когда их накроешь, они очень удивлены, выкатывают глаза и щип­лют пальцы толстыми клювами. Клест идет в западню спо­койно и солидно.

Алеше немножко жалко ловить пичужек, совестно сажать их в клетку, ему больше нравится смотреть на них, но желание заработать деньги побеждает сожаление. Когда бабушка впер­вые продала пойманных Алешею птиц за сорок копеек, это очень удивило ее.

- Гляди-ка ты. Я думала - пустое дело, мальчишья забава, а оно вон как обернулось.

- Дешево еще продала...

- Да ну?

В базарные дни она продавала на рубль и более и все удив­лялась: как много можно заработать пустяками».

Муму - По И. Тургеневу

Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что что-то барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой.

Он вошел в свою каморку, уложил спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока. Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три, глаза у ней прорезались недавно; один глаз даже казался немножко больше другого; она еще не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь.

Герасим всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее.

Он стал усердно ухаживать за своей питомицей.  Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выравнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами. Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на шаг, все ходила за ним, повиливая хвостиком. Он и кличку дал ей: он назвал ее Муму. Все люди в доме ее полюбили и тоже кликали Мумуней.

Она была чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим сам ее любил без памяти. Она его будила по утрам, дергая его за полу, приводила к нему за повод старую водовозку, с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице отправлялась вместе с ним на реку, караулила его метлы и лопаты, никого не подпускала к его каморке. Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без разбору; тонкий голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко подходил к забору, либо где-нибудь поднимался подозрительный шум или шорох… Словом, она сторожила отлично.

Ночёвка в лесу - П. Мельников-Печерский

(ДЛЯ ПИСЬМЕННОГО ИЗЛОЖЕНИЯ.)

Путники решили ночевать. Лошадей выпрягли, задали им овса. Утоптали вокруг снег и сделали привал. Топоров оказалось два; работники начали сучья и валежник рубить, костры складывать вокруг привала и, когда стемнело, зажгли их.

Потап Максимыч вытащил из саней кожаный мешок, вынул из него хлеба, пирогов, капусты и медный кувшин с квасом: Поели путники и заснули крепким сном.

Но вот вдали, за версту или больше, заслышался вой; ему откликнулся другой, третий; вой всё ближе и ближе, смолк, и послышалось ворчание зверей, стук зубов.

- Волки... - боязливо прошептал Потап Максимыч, толкая в бок задремавшего Стуколова.

- А... Что?.. - промычал, приходя в себя, Стуколов. - Что ты говоришь?

- Слышишь? Воют,-говорил смутившийся Потап Максимыч.

- Да, воют...- равнодушно ответил Стуколов.- Чуют мясо. Зверей уже можно было видеть.

- Беда, - шёпотом промолвил Потап Максимыч.

- Какая же беда? Никакой беды нет. А вот побольше огня надо. Эй, вы, ребята! - крикнул он работникам. - Проснись! Вали на костры больше.

Все встали и вместе навалили громадные костры. Огонь стал было слабее, но вот заиграли пламенные языки по хвое, и зарево разлилось пуще прежнего.

- Видимо-невидимо, - говорил Потап Максимыч, слыша со всех сторон волчьи голоса.

Теперь звери были видны уже хорошо.

Освещенные заревом, они сидели кругом, пощёлкивая зубами.

- Эх, ружья-то нет: пугнуть бы серых,- молвил Стуколов.

- Молчи ты, какое тут ружьё. Того и гляди сожрут... - тревожно говорил Потап Максимыч.

А волки всё близятся; было их до пятидесяти, если не больше. Смелость зверей росла с каждой минутой: не дальше как в ста саженях сидели они вокруг костров, щёлкали зубами и завывали. Лошади давно покинули торбы с лакомым овсом, жались в кучу и, прядая ушами, тревожно озирались.

Без малого час времени прошёл, а путники всё ещё сидели в осаде. До света оставаться в таком положении было нельзя: тогда, пожалуй, и костры не помогут, да и не хватит заготовленного валежника и хвороста на поддержание огня.

Но Стуколов человек бывалый, недаром много ходил по белу свету. Когда волки были настолько близко, что до любого из них палкой можно было добросить, он расставил путников по местам и велел, по его приказу, разом бросать в волков изо всей силы горящие лапы.

- Раз... два... три! - крикнул Стуколов. Выступив за костры, путники пустили по горящей лапе.

Завыли звери, но когда Стуколов, схватив огромную пылающую лапу, бросился с ней вперёд, волки порскнули вдаль, и через несколько минут их не было слышно. -

Теперь не прибегут, - молвил Стуколов, надевая шубу и укладываясь в сани.

- Дошлый ты человек, Яким Прохорович, - молвил Потап Максимыч, когда опасность миновала. - Не будь тебя, - сожрали бы они нас.

Стуколов не отвечал... Завернувшись с головой в шубу, он заснул богатырским сном.

Вскрытие реки - С. Аксаков

(ДЛЯ ПИСЬМЕННОГО ИЗЛОЖЕНИЯ.)

С крыльца нашего дома была видна река Белая, и я с нетерпением ожидал, когда она вскроется. И, наконец, пришёл этот желанный день и час. Торопливо заглянул Евсеич в мою детскую и тревожно-радостным голосом сказал: «Белая тронулась!» В одну минуту, тепло одетый, я уже стоял на крыльце и жадно следил глазами, как шла между неподвижных берегов огромная полоса синего, тёмного, а иногда и жёлтого льда. Далеко уже уплыла поперечная дорога, и какая-то несчастная чёрная корова бегала по ней, как безумная, от одного берега до другого. Стоявшие около меня девушки и женщины сопровождали жалобными восклицаниями каждое неудачное движение бегающего животного, рёв которого долетал до моих ушей, и мне стало очень его жалко. Река на повороте загибалась за крутой утёс, - и скрылись за ним дорога и бегающая по ней чёрная корова.

Вдруг две собаки показались на льду, но их суетливые прыжки возбудили не жалость, а смех в окружающих меня людях: все были уверены, что собаки не утонут, а перепрыгнут или переплывут на берег. Я охотно этому верил и, позабыв бедную корову, сам смеялся вместе с другими. Собаки не замедлили оправдать общее ожидание и скоро перебрались на берег.

Через час я увидел новую, тоже невиданную мною картину: лёд трескался, ломался на отдельные глыбы; вода всплёскивалась между ними; они набегали одна на другую, большая и крепкая затопляла слабейшую, а если встречался сильный упор, то поднималась одним краем вверх, иногда долго стоит в таком положении; иногда обе глыбы разрушались на мелкие куски и с треском погружались в воду. Глухой шум, похожий по временам на скрип или отдалённый стон, явственно долетал до наших ушей.

Полюбовавшись несколько времени этим величественным зрелищем, я воротился к матери и долго с жаром рассказывал ей всё, что видел.

С этого дня Белая сделалась постоянным предметом моих наблюдений.